Утром послышался грохот открываемых тяжелых запоров, и Любка услыхал в последний раз в своей жизни голос Ивана:
– Прощевай, Люба, помни.
А что помни, Любка уже не слышал.
Вечером того же дня, по решению суда отправили Любку на стройку: «Великую каторжную» – «Беломор-канал».
VII
С шумом подкатил к милиции, где сидел Любка, воронок. Менты втиснули его в переполненную машину, уминая тела сапогами. И Любка, задыхаясь от запаха человечьего страха, повис на чьей-то спине, сливаясь со всеми пассажирами воронка в единый многоглавый клубок, раскачиваемый и разбиваемый металлическими стенами безжалостной машины. На какое-то мгновение Любка даже потерял сознание. Очнулся он, когда воронок, круто повернув, внезапно затормозил под стоны и проклятия его пассажиров. С разорванным воротом рубахи, чувствуя острую боль в отечной правой ступне, вывалился Любка из воронка. И тут же упал, не в силах пошевелить избитым и измочаленным в дороге телом. В следующий момент у самого носа возникла чудовищная оскаленная маска бешено рычащей немецкой овчарки.
– Ну ты, блядь каторжная, вставай, пока я пса не спустил! – раздался над Любкой чей-то голос, и он, подняв глаза, увидел красное от напряжения и злобы лицо молодого охранника, держащего собаку на поводке.
Поднявшись, Любка тут же был подхвачен ритмом бегущих куда-то людей. По обе стороны этой струящейся человеческой реки стояли через правильные интервалы охранники с тревожно рычащими или лающими от возбуждения псами. Колонна зэков бежала куда-то вдоль этого собачье-человечьего забора, подгоняемая матерными криками охранников, горячащих своих собак, вьющихся и прыгающих от нетерпения на поводках. Утренний сиреневый мрак разбивался о желто-белые струи прожекторов, высвечивающих клубы пыли, поднимаемые сотнями подошв, шаркающих и топающих.
– Стой! – раздался чей-то сорванный в крике голос.
Колонна остановилась перед какой-то темной и, как показалось Любке, непроницаемой стеной.
– Присесть всем на корточки, руки на голову! – раздался тот же хриплый голос
Любка со всем человечьим стадом присел и положил ладони на голову. Кося глазами, он разглядывал небритые, запыленные лица.
– По одному с правого фланга – на вахту марш! – раздалась команда.
Когда очередь дошла до Любки, он увидел то, что казалось ему стеной. Это были гигантские железные ворота, ведущие к серому зданию. Взойдя по лестнице на довольно большое крыльцо, Любка остановился и оглянулся на мгновение – через открытую пасть ворот он увидел сидевших на корточках зэков с поднятыми и заложенными на затылок руками «Точно неубранное картофельное поле,» – почему-то подумалось ему.
