Глаза слипались. Он остановился.
— Все, дальше не могу, — проговорил он тихо. — Куда торопиться? Один переход выиграем. А что это даст, раз мы столько времени зря потеряли? Эй, где вы там?! — закричал он в темноту.
И уже самому себе вполголоса сказал: «Ну и пусть! Ушли, так ушли!»
Он прислонился к дереву. От земли тянуло холодом, и пот на спине у него сразу простыл — его словно окатили ведром студеной воды. Наверно, это те самые горы, про которые им говорили. Внизу, у подножия, — теплынь, а тут — холодина, сквозь пальто пробирает. Вроде задрали рубашку и ледяными руками — по голому телу.
Он опустился на землю, поросшую мхом, и раскинул руки, будто хотел измерить, далеко ли простирается ночь. Пальцы его уткнулись в стволы деревьев — вдоль дороги шла зеленая посадка. Он вдохнул душистый смоляной запах и, засыпая, откинулся на спину, чувствуя, как сон сковывает все его тело.
Проснулся он от рассветной прохлады, от росяной сырости.
Открыв глаза, он увидел сквозь темные ветви синеватое небо с прозрачными звездами.
«Смеркается», — подумал он. И снова уснул.
Он вскочил на ноги, разбуженный криками людей и частым цоканьем многих копыт по сухой каменистой дороге. По краю небосклона тянулась полоса желтого света.
Поравнявшись, погонщики оглядели его.
— Доброе утро, — поздоровались они с ним. Но он не ответил на их приветствие.
Он вспомнил, как и почему очутился на этой дороге. Уже рассвело. А чтобы ускользнуть от патрулей, горы нужно было перейти ночью. Этот перевал охраняется особенно тщательно, их предупреждали.
Он поднял с земли карабины, взвалил их на плечи и, свернув с дороги, взял в сторону, лесом, держа путь на восход. Он то подымался в гору, то спускался вниз, пересекая бугристые, все в выбоинах и камнях холмы.
Ему уже чудилось, как погонщики объясняют: «Мы повстречали его там, наверху. С лица такой-то, росту такого-то. И карабины при нем, несколько штук».
Он бросил карабины. Потом снял и кинул патронташи. Теперь ноги сами несли его вперед, он почти бежал, словно надеялся, что успеет обогнать погонщиков.
«Сперва все вверх, до нагорья, обойдете его по краю — и вниз». Так он и идет. На все Божья воля. Он идет, как ему было сказано. Но только днем, а не ночью.
Глубокая падь преградила ему дорогу. По ту сторону уходила в серую даль широкая равнина.
«Они уже, наверное, там. Отдыхают, греются себе на солнышке. Для них все позади», — подумалось ему.
И он ринулся вниз по крутому склону, бежал, срывался, катился кувырком, поднимался на ноги и снова кубарем летел вниз.
