– Так, а бумаги-то и нет под рукой! – вспомнил Петька. – Как же без неё разжигать костёр? Воспользоваться берестой? Где же её взять – в хвойном лесу? Стоп! Как это – нет бумаги? А потрёпанная книжка в автомобильном бардачке? Должна же быть хоть какая-то польза от дамских детективных романов? Вот, сейчас и выясним! Сейчас-сейчас…
Однако, бумажные страницы, безжалостно вырванные из книги, почему-то (из природной женской вредности?) не желали загораться. Вернее, они загорались, но уже через пару-тройку секунд упрямо и безнадёжно тухли. Пришлось Петру, вспомнив навыки, полученные в розовой юности во время редких турпоходов, опять отправиться в лес и, подсвечивая «умирающим» фонариком, надрать с толстых стволов сосен несколько пригоршней сухого белого мха.
«Женщины – существа непонятные и, безусловно, вредные», – надоедливо шелестел внутренний голос. – «От них всегда следует ожидать подвоха. Или же просто – всяческих нелогичных неожиданностей…».
Как бы там ни было, но через некоторое время костерок, всё же, разгорелся. Дров он не жалел, и вскоре костёр разгорелся уже вовсю, сыто загудел и весело затрещал, щедро разбрасывая во все стороны снопы красно-алых искр.
– Пора остановиться, – решил Пётр. – В плане подбрасывания новых дров. Как бы джип того…, не рванул…
Снегопад прекратился, ветер стих, от долгожданного костра исходил нешуточный жар. Петька, смахнув в очередной раз крупные капли пота со лба, снял с плеч тулуп и легкомысленно сбросил его на снег. Подумав немного, он сходил в лесок, притащил ещё пару-тройку дельных брёвнышек и наспех изготовил из них некое подобие скамьи, на которую и уселся, задумчиво наблюдая за красно-оранжевым пламенем и бордово-аметистовыми углями костра.
Уже ближе к рассвету, когда на востоке заметно посветлело (посерело?), до его слуха долетело глухое конское ржание и далёкий бойкий перезвон колокольчиков-бубенчиков.
«Сейчас всё и определится!», – вынырнул из сладкой дрёмы настойчивый внутренний голос. – «В смысле, относительно нашего истинного расположения во Времени…».
Пётр вскочил на ноги, зачем-то поочередно потрогал ладонью эфес сабли, висящей на левом боку, и рукоятку незаряженного седельного пистолета, размещенного за кушаком, после чего замер в ожидании, прислонясь к толстому стволу ближайшей сосны. А, собственно, что ему ещё оставалось делать? Только покорно и терпеливо ждать…
Вскоре из загадочного предрассветного сумрака вынырнула, в сопровождении заливистой колокольной мелодии, тройка голенастых каурых лошадок, за которой угадывался санный возок. Точная копия вчерашнего, с гордо торчащей из крыши чугунной печной трубой, но только обшитый не чёрной, а тёмно-рыжей – в ярких отблесках костра – кожей.
