Победителем стал революционер. Он произнёс речь:
— Бгатья и сёстгы! Сегодня для Госсии настал гешающий момент! Предотвгащена пгодажа кгупных компаний иностганцам. Пога подумать о патгиотизме, о духовности, о беспгизогных детях! Настало вгемя новой импегии! Великой и непобедимой! — Драматург-революционер ловко смешал все услышанные вчера слова с парочкой призывов собственного сочинения. Ленинская картавость, сталинское «братья и сёстры», левая рука за бортом чёрной турецкой куртки придавали речи театральный оттенок. В конце драматург обещал не подвести тех, кто оказал ему столь высокую честь, и гордо нести знамя лауреата, не роняя его ни при каких обстоятельствах.
Тётеньки из литературных кругов, бывалые журналисты и профессиональные халявщики-стололазы, почуяв близящийся конец вручений, потянулись прочь из зала, туда, где фуршетные столы ломились от вожделенных тарталеток и жульенов. Спешащих поесть, однако, отогнала некая мадам в пиджаке. Шуганула, как свиней из огорода. Пока культурная часть не закончится — жрать не получите! Пришлось досматривать культурную часть, апофеозом которой стало выступление группы студенток. Студентки некоторое время выглядывали из-за занавеса, и когда ведущие их поманили, организованно вышли на сцену, как дрессированные дети. Они были обтянуты белыми полупрозрачными кофточками и брючками. Рост и вес студенток разнились от очень малого до весьма внушительного, в одной руке каждая держала микрофон, в другой — букетик оранжевых цветочков. Двигались студентки энергично, подражая американским чир-лидерам, выступающим в перерывах баскетбольных матчей. Песня посвящалась писателям, оказавшимся на войне и в разных других неприятностях. Вообще, вся культурно-развлекательная часть преимущественно почему-то касалась войны. Писатели выходили у юных певиц какими-то неестественно фанатичными, бронзовыми, как памятники. Зомби, совершающие бесконечные подвиги, соразмерные скорее целым отрядам пожарных или спасателей. Настроение этих выдуманных писателей было стабильно героическим. В конце поющие студентки умудрились приплести Брест и Сталинград. Образ писателя получался такой — Терминатор с простым и честным лицом, с несколькими детьми на руках, с бластером, попирающий сапогом поверженного графомана. Димка поёжился от одной перспективы повстречать такого писателя на узенькой дорожке, вступить с ним в литературный спор, а уж тем более оказаться в одной номинации…
