Тщеславие | страница 106
Димка достал статуэтку.
— Дай сюда, — сказал второй пацанчик и взялся за статуэтку. Димка не отпускал.
— Не быкуй! — Пацанчик дёрнул статуэтку на себя. Димка не отпускал.
— Чё розовую рубашку напялил?! П###р, что ли?!
— Это цвет маринованного имбиря! — процедил Димка и резко дёрнул головой, достали его дальтоники. Двинув пацанчику лбом в нос, Димка вырвал из его ослабевшей руки букву и врезал главному по лицу:
— Маринованный имбирь!
Третьему по яйцам. Димке врезали. Отнесло к стене, ухом скребанул по старинной кладке. Ударил, не целясь. Упал. Ладонь разодрал об асфальт. Увидел бутон, выпавший из пакета. Схватил. Поднялся. Получил по зубам…
Вообще Димка не спец в драках. Боится, что зубы выбьют, нос расплющат, изуродуют. А тут он что-то бояться перестал. По пьяни, наверное. Не понятно даже, почему. Димка осмелел и открыл для себя много нового: во-первых, неумело дерущиеся взрослые люди представляют собой довольно смешное зрелище, а во-вторых, реальная драка разочаровывает отсутствием эффектных звуков ударов, какие бывают в кино. Только кряхтенье, ойканье и шлепки какие-то. Вот если бы в драках использовали мячик, звуки были бы поинтереснее.
Главный корчился и подвывал на асфальте, а Димке хотелось смеяться. Он наносил удары, но не чувствовал злости, напротив, ему даже хотелось обнять пацанчиков. Но те размахивали руками и не оставляли на обнимания ни малейшего шанса. Когда Димка окончательно понял, что нежничать с ним никто не собирается, он побежал. Легко. Быстро. С удовольствием. Он бежал, открыв грудь холодному воздуху, и смеялся. По-детски. Счастливо. Пересчитал языком зубы, все на месте. Только внутренняя сторона губы саднит и ухо жжёт, и ладонь. Позади ругалась, стонала и сплёвывала круглоголовая троица, а Димке казалось, что там корчатся и кукожатся заклеенные им конверты, его зависть и злость…
В правой руке тяжелела выдержавшая бой золотая буква, в левой… Алые ошмётки лепестков, жёлтая пыльца, чёрная пудра тычинок размазались по расцарапанной ладони вместе с грязью и кровью.
Димку обдало духотой и грохотом. Певица пела. Большинство мужчин и женщин танцевали. Усидеть на месте было невозможно, поэтому в пляс пустились люди, обыкновенно этого себе не позволяющие. Марат Губайдуллин танцевал с той самой ярко накрашенной дамой с лицом, умащённым кремом, Лиса извивалась среди нескольких разновозрастных мужчин, сказочник с рюмкой в здоровой руке рассматривал присутствующих диковатыми глазами, драматург-революционер выделывал хип-хоповские движения вокруг красивой журналистки. Один Мамадаков ходил, покачиваясь и кого-то высматривая, его жены нигде не было видно.