Одна из женщин – та, что была потоньше, черная тень с звенящими браслетами, – бросилась де Коломбелю навстречу.
– Помпом! Ты! – воскликнула она. Молодой человек схватил протянутые к нему руки; его сразу поразило, какие они хрупкие и маленькие, чуть побольше детских ручонок. – Ты рад, что видишь меня? – спросила она на ломаном французском языке.
– Конечно, рад. Мы ведь всегда были друзьями! – не задумываясь, ответил он, лаская ее руки.
– Значит, ты поможешь мне, – быстро заговорила она, понижая голос. – Я знала, что поможешь, Помпом, знала!..
– Но что такое? В чем дело? Я не понимаю.
Она отняла у него руки, стиснула их так, что серебряные запястья тяжело ударились одно о другое и зазвенели, как кандалы, и продолжала торопливо:
– Рашид не понимает по-французски, можно говорить смело. Помпом, ты должен забрать меня с собой в Алжир. Вот зачем я позвала тебя. Я не могу оставаться здесь. Я не в силах выносить эту жизнь. Не хочу выносить.
Большие, полные слез, молящие глаза не отрываясь смотрели на него. При совсем еще детских интонациях, голос ее звучал не по возрасту низко, от слез, может быть.
– Но, дитя, чем же я могу помочь? – спросил он, тронутый.
– Увези меня в Алжир! – страстно упрашивала она.
– Послушай, Мабрука. Ведь мне опасно даже встречаться с тобой. И для тебя опасно.
– Ты боишься за самого себя. Ты о себе одном думаешь.
– Об обоих.
– Значит, не любишь! – воскликнула она. – Я этого боялась. А я-то радовалась твоему приезду! Ты был всегда так добр ко мне. Я все еще ношу ту брошку в виде птички, что ты подарил мне. Я так верила в то, что ты освободишь меня. Так надеялась, когда услыхала, что двое Руми прибыли в Силгу. Я и Неджма – она сейчас здесь со мной – смотрели в окно, из которого виден двор. И я увидала тебя, когда ты проходил, услыхала твой голос. Я простояла ради этого два часа. Но что значат два часа, когда день нечем наполнить!
Он инстинктивно притянул ее к себе и обнял за плечи.
Она оттолкнула его.
– Ты молчишь?
– Что мне сказать? Разве Си-Измаил… – Он колебался.
– Уж я просила, просила его. Умоляла дать мне повидать тебя и того, другого, чтобы я могла поговорить, узнать о том, что делается на белом свете. Не захотел. Тогда я пришла в ярость, сказала, что убью себя, а он все-таки отказал, и я схватила нож и вонзила его в вену на руке. Но он только засмеялся, перевязал мне руку, заговорил кровь и ушел. С тех пор я его не видала.
– Бедняжка! – Он попробовал снова приласкать ее, но она ударила его и глубже натянула покрывало на лицо.
