– Я уверен, что она надеется на это! – заметил маркиз.
Наступила небольшая пауза, и Гермия не знала, что сказать. Затем он спросил:
– Вы любите свою кузину?
– Мы чудесно проводили с ней время, корда были моложе, – ответила Гермия. – У нас была общая гувернантка, одни учителя, и, конечно, у, меня была великолепная, возможность… кататься на лошадях дяди Джона и пользоваться… библиотекой в усадьбе.
Она не имела представления, какими тоскующими стали ее глаза, когда она вспоминала, что в ее жизни значили эти два занятия: лошади и чтение.
– И что же случилось потом?
В уме Гермии пронеслась мысль, что маркиз был достаточно проницательным, чтобы догадаться об ее изгнании из усадьбы, когда Мэрилин повзрослела.
Поскольку она думала, что даже говорить об этом было бы унизительным, то быстро сказала:
– Я думаю, что вы слишком много говорите и быстро утомитесь. Позвольте мне почитать вам. Для вас, может быть, неприятным будет услышать, что произошло на прошлой неделе, но я сохранила газеты за среду на тот случай, если вы захотите узнать о ходе скачек за Золотой Кубок.
– В данный момент меня больше интересует происходящее здесь, – ответил маркиз, – и я пытаюсь понять, почему ваши отец и мать столь бедны, что должны экономить каждый пенни, когда ваш дядя столь богат;
Гермия с изумлением поглядела на него в упор.
Затем она сказала:
– Вы слишком много слушаете Хиксона, который беседует с няней! Вы не должны верить всему, что он говорит вам.
– Я верю своим глазам, – сказал маркиз, – и для меня совершенно очевидно одно: ваша кузина Мэрилин даже не делится с вами своими платьями!
Его слова сразу напомнили Гермии, – что платье, которое было сейчас на ней, было тем же платьем, в котором он впервые увидел ее.
Она носила его уже три года, и поэтому оно стало слишком тесно, слишком коротко и слишком поблекло от стирок.
Решив, что с его стороны было не только бестактно, но и дерзко говорить об этом, она вздернула подбородок и сказала:
– Вы можете критиковать меня, милорд, но я скажу вам откровенно, что не променяла бы ничего в моем доме на все удобства усадьбы, которые являются всего лишь материальными!
– Разве вы стремитесь к чему-то более важному, чем роскошь этого мира? – спросил маркиз.
Гермия чувствовала, что он не оставит без вопроса такое ее кардинальное заявление, но все равно ответила ему:
– Вы будете смеяться, и поскольку вы столь богаты, то не поймете, когда я скажу совершенно искренне, что на деньги нельзя купить счастье!
