Людвиг успешно правил страной двадцать три года и бросил все ради того, чтобы женщина на шестнадцать месяцев стала диктатором. Его поведение позволило амбициозной Пруссии силой оружия подчинить себе слабое королевство.
Если б он мог заглянуть вперед, разглядел бы тут первый зловещий шаг к событиям, превратившим германского орла и германскую свастику в символы разрушения и террора во всей Европе.
В январе 1889 г. в Австрии произошло сенсационное самоубийство великого князя Рудольфа, сына и наследника императора Франца-Иосифа. Князь был психопатом и наркоманом. Женившись на бельгийской принцессе, он постоянно пылал страстью к какой-то другой женщине и глубоко погряз в политических интригах.
Хорошенькая семнадцатилетняя девушка, баронесса Мария Вецера, безумно влюбилась в него, и он увез ее в свой охотничий домик в Майерлинге.
На следующее утро камердинер, постучав в спальню Рудольфа, не получил ответа. Когда дверь взломали, тридцатилетнего наследника престола обнаружили на кровати с разбитым черепом. Рядом лежала обнаженная Мария Вецера, вся в крови.
Императорское семейство решило погасить скандал. Тело Марии одели, и двое придворных отнесли его в экипаж, перевезя ночью на соседнее кладбище.
Никто в то время не знал правды о происшедшем. Одно за другим последовали сообщения о кончине Рудольфа от сердечного приступа, о том, что он стал жертвой случайного выстрела, и о том, что он покончил с собой.
С психологической точки зрения, могло произойти двойное самоубийство – двое любящих решили умереть вместе. Но если для Марии это была романтическая героическая жертва, ибо Рудольф был самой сильной любовью во всей ее короткой жизни, то для него она оставалась просто очередной женщиной. Двое суток назад он провел ночь со своей любовницей Митци Каспар.
В конце XIX в. была преодолен последний барьер, который воздвигла религия ради предотвращения беспрепятственного развития философии и науки. Когда завесу сорвали и специалисты обнародовали конечную, как казалось в то время, истину, человеческая жизнь лишилась некоей тайны и величия.
Нельзя было читать Дарвина и по-прежнему отрицать, что человеческие существа испытывают страсти во многом животного происхождения. Еще больше волновали мнения ученых-философов о мотивах человеческого мышления, связанных с добродетелью и пороком; ни в одной другой области не возникало столь будоражащих открытий, как в эмоциональной.
Мужчин и женщин анализировали, как примитивные механизмы, приводимые в действие сексуальными инстинктами, что нанесло романтизму и идеализму почти смертельный удар.
