– Тебе какое дело? – фыркнул Лукас, выходя из кабины лифта.
* * *
София поставила машину у тротуара и поднялась по ступенькам на крыльцо викторианского домика на склоне Пасифик Хейтс. На пороге ее встретила хозяйка квартиры.
– Вернулась из поездки? Я рада! – сказала мисс Шеридан.
– Я уехала только сегодня утром!
– Неужели? А мне показалось, что вчера вечером тебя тоже не было. Знаю-знаю, я опять вмешиваюсь не в свое дело, просто мне не нравится, когда в доме пусто.
– Я вернулась поздно, вы уже спали. Работы навалилось больше обычного.
– Ты слишком много работаешь! В твоем возрасте, да еще при такой внешности надо проводить вечера с дружком.
– Мне надо переодеться, я поднимусь к себе, но перед уходом обязательно к вам загляну, Рен, обещаю!
Перед красотой Рен Шеридан время было бессильно. У нее был пленительно нежный голос, лучистый взгляд свидетельствовал о насыщенном прошлом, о котором она лелеяла только добрые воспоминания. Она была одной из первых знаменитых женщин-репортеров, объездивших весь мир. Стены ее овальной гостиной были увешаны пожелтевшими фотографиями, лицами из прошлого, встреченными ею в бесчисленных разъездах. В отличие от коллег, стремившихся запечатлевать исключения из правил, Рен ухватывала обыденность, умея и в ней разглядеть красоту.
Когда усталость в ногах не позволила ей отправиться в очередную командировку, она удовольствовалась своим родовым гнездышком на Пасифик Хейтс. Там она родилась, оттуда ушла 2 февраля 1936 года, в день своего двадцатилетия, чтобы уплыть в Европу. Туда она потом вернулась, чтобы насладиться единственной своей любовью, слишком коротким отрезком счастья.
С тех пор Рен жила в большом доме одна, пока, заскучав, не поместила объявление в «Сан-Франциско Кроникл». «Я – ваша новая съемщица», – объявила улыбающаяся София, явившись к ней в то же утро, когда вышел номер газеты с объявлением. Ее решительный тон покорил Рен, и съемщица переехала к ней в тот же вечер. За несколько недель она совершенно изменила жизнь хозяйки, и та теперь признавалась, что рада тому, что покончила с одиночеством. София обожала проводить вечера в ее обществе. Когда она возвращалась не слишком поздно, мисс Шеридан оставляла в прихожей свет, служивший заметным уже с крыльца приглашением. Будто бы проверяя, все ли в порядке, София заглядывала в ее дверь. На ковре всегда лежал раскрытый альбом с фотографиями, в напоминавшей об Африке чеканной серебряной чаше ее ждали сухарики. Сама Рен сидела в кресле, лицом к оливковому дереву, украшению атриума. Тогда София входила, садилась на пол и начинала переворачивать страницы альбомов в старых кожаных обложках – от таких альбомов ломились книжные шкафы в комнате. Не отрывая взгляд от дерева, Рен комментировала одну иллюстрацию за другой.
