– Ах! – воскликнул Франваль все более воодушевляясь. – Я приведу ее к твоим коленям; пусть она, как и я, отречется от бесстыдства своего и от прегрешений. Пусть она, подобно мне, добьется твоего прощения. И мы втроем будем счастливы. Я верну тебе дочь, верни мне супругу, и мы все вместе бежим.
– Бежать, великий Боже!
– Мое приключение наделало шума; завтра я уже буду обречен. Друзья, министр – все посоветовали ехать в Вальмор. Соизволишь ли ты последовать за мной, возлюбленная моя? Неужели в миг, когда я у ног твоих молю о прощении, ты разобьешь мне сердце отказом?
– Ты пугаешь меня... Что с твоим делом?
– Рассматривается как убийство, а не как дуэль.
– О Господи! И я тому причиной!.. Приказывай, распоряжайся мной, любимый супруг! Если надо, я последую за тобой на край света! Ах, я несчастнейшая из женщин!
– Назови себя самой счастливой и не сомневайся, ибо отныне все мгновения моей жизни будут посвящены превращению в цветы тех шипов, коими я усеивал прежде твой путь. Когда люди любят друг друга, им хорошо и в пустыне. К тому же все это не навечно: мои друзья не будут бездействовать.
– А моя мать?.. Я хотела бы ее видеть...
– Ах, остерегайся этого, дорогая, у меня есть верные доказательства, что она настраивает против меня родственников Вальмона и заодно с ними добивается моей гибели.
– Не придумывай такие ужасы, она неспособна на это. Ее душа, созданная для любви, не терпит коварства. Ты никогда не ценил ее, Франваль. Отчего ты не сумел полюбить ее, как люблю я? Живя с ней в мире, мы были бы необыкновенно счастливы! Это был ангел, посланный с Небес для исправления твоих заблуждений: твоя несправедливость оттолкнула ее сердце, прежде всегда открытое для нежности; из-за неразумия или прихоти, неблагодарности и распутства ты добровольно лишил себя лучшего, преданнейшего друга, что сотворила для тебя природа. И что же! Значит, я с ней не увижусь?
– Нет, нет, прошу тебя, настаиваю: дорога каждая минута! Ты напишешь ей, обрисуешь мое раскаяние. Быть может, мои угрызения совести убедят ее. Возможно, однажды мне удастся восстановить ее утраченное уважение и привязанность. Все успокоится, мы вернемся и насладимся ее прощением и любовью. Но сейчас едем, дорогая. Это необходимо сделать, и немедленно, кареты уже ожидают...
Напуганная госпожа де Франваль не решается возражать. Она готовится к отъезду: разве желание Франваля для нее не равносильно приказу? Лицемер мчится за дочерью и приводит ее каяться у материнских ног. Лживое создание проделывает это с не меньшим, чем отец, коварством: плачет, вымаливает прощение и получает его. Госпожа де Франваль обнимает ее: матери трудно забыть о том, что она мать! Какое бы оскорбление ни нанесли дети, голос природы столь властен над чувствительной душой, что одной слезинки этих священных для нас существ оказывается достаточно, чтобы забыть пороки и грехи их прошлых двадцати лет.
