Женитьба Лоти | страница 49
Ясно вспоминаю это потрясающее зрелище: через широко раскрытые врата в глубине храма – восхитительный вид: стройные пальмы на фоне гор… У кафедры проповедника королева в черном платье, погруженная в себя, молится за свою дорогую внучку. Рядом с Помаре – предводительница племени папара, вокруг – фрейлины в белых одеяниях. В храме море голов, украшенных цветами, – и среди них Рараху. Я оставил ее в этой толпе, сделав вид, будто мы незнакомы…
Хор из Апире должен был заключать церемонию. Когда он запел, воцарилась тишина, и я различил хрустальный голос своей подружки – он перекрывал все другие. Молитва ли ее вдохновила или страсть, не знаю, только она неистово выводила прихотливые и сложнейшие вариации. Голос чудесно звучал в тишине храма и завораживал…
XXIX
После церемонии всех пригласили к праздничному столу, накрытому на свежем воздухе под кокосовыми пальмами.
Столы сервировали на пятьсот – шестьсот персон. На скатертях разложили кружевные листья и цветы амаранта.[79] Кроме этого было множество композиций, составленных китайцами из бамбуковых побегов и разных редких растений. На столе в изобилии стояли блюда европейской и таитянской кухни: фруктовый джем, поросята, целиком запеченные в листьях, козлята, квашенные в молоке… Слуги с трудом таскали вокруг стола тяжелые сосуды в виде пирог, из которых гости черпали разнообразные соусы. Вожди и предводительницы племен на все голоса славословили королеву. Кому не хватило места за столом, ели стоя, на плечах у сидящих: неописуемый гвалт и кавардак!
Я сидел за столом с принцессами и подчеркнуто не обращал внимания на Рараху, находившуюся далеко от меня среди своих земляков из Апире.
XXX
Когда на Афареаиту опустилась ночь, Помаре отправилась в дом вождя, где ей приготовили постель. «Беловолосый адмирал» вернулся на фрегат. Тут-то и началась безумная упа-упа.
Все устремления к божественному, все христианские чувства испарились вместе с солнечным светом. Дикарский остров накрыла нежащая теплая мгла и, как в те давние времена, когда первые мореплаватели назвали Таити новой Цитерой,[80] все преисполнилось соблазном, пылким вожделением, любовными страстями…
Я последовал за «беловолосым адмиралом» на корабль, оставив Рараху в безумствующей толпе.
XXXI
Оставшись один, я грустно вышел на палубу «Рендира». Тихо и безлюдно было на фрегате, столь оживленном утром… На фоне ночного неба вырисовывались мачты и реи. Звезды спрятались за облаками, воздух тяжел, океан недвижим…