Зато в гробу, на который я уставилась, поверх черной подушки и простыней валялось скомканное одеяло.
— Это мне нравится. Вижу, ты свой гроб не застилаешь, совсем как любой нормальный тинейджер.
Я взглянула в его сверкавшие, но такие одинокие глаза, а потом заметила, как свет свечей отразился от чего-то блестящего, лежавшего на подушке. Я наклонилась и подняла свои ониксовые бусы, те самые, который Александр снял с моей шеи, когда одарил меня вампирским поцелуем. Мое сердце таяло, словно я держала его в ладони.
— Мне лучше спится, когда я чувствую рядом с собой частичку тебя.
Никто и никогда не значил для меня так много, как Александр. Всю жизнь я ощущала себя аутсайдером, понимала, что он чувствует себя в своем мире таким же одиноким, как я в своем. Это вызывало у мечтательной девушки-гота такие сильные чувства, что впору было усомниться, под силу ли мне все это вынести.
В моих глазах стояли слезы.
— Можно мне? — спросила я, не отрывая взгляда от гроба.
Александр наморщил лоб, но потом на его лице появилась улыбка. Он словно испытал облегчение, решившись разделить со мной то, что должен был хранить в тайне от мира.
Я расшнуровала высокие ботинки и держалась за чердачную дверь, когда Александр помог мне стянуть их. Потом он поддержал меня под руку, я ступила в гроб, почувствовав под носками мягкий матрас, легла на спину и накрылась черным стеганым одеялом.
Пламя свечи наполняло комнату мягким светом, рассыпая вокруг тени, танцующие, как маленькие летучие мыши. От подушки исходил пленительный запах мужского одеколона. Теснота гроба порождала волнующую клаустрофобию, его стенки охватили меня со всех сторон, заставляя почувствовать себя восставшей из мертвых.
— Круто! — восторженно взвизгнула я и улыбнулась своему парню, с гордостью взиравшему на меня сверху вниз. — Я готова.
— Не думаю.
— Но я должна... Мне нужно узнать, каково это.
Изнутри к крышке гроба была прибита маленькая ручка, с которой свисала цепь. Я вытянула руку, взялась за цепь, глубоко вздохнула и мягко потянула цепь на себя. Тяжелая крышка стала медленно опускаться. Сначала из виду пропало улыбающееся лицо Александра, потом его плечи. Последним, что я увидела, была пряжка ремня. Свет в гробу постепенно сменялся сгущавшейся тьмой.
Я уже не видела цепь, за которую тянула, потом не смогла разглядеть и собственную руку. Чувство было такое, будто меня погребают заживо. Крышка гроба откинулась, и меня чуть не ослепил свет.
