— Мы также рады, — ответил Горбатый Билл, а длинный Дядя Шомпол поднял две руки над головой вождя, словно хотел благословить его, и воскликнул:
— Привет тебе тысячу раз,
Ты снова радуешь мой глаз!
Великий вождь, садись со мной,
Сокровище мое, не стой!
А взявши мяса лучший кус,
Садись и пробуй его вкус!
Шомпол указал рукой на траву, где теперь лежала ляжка косули, а точнее, то, что от нее осталось — кость с жилами, которые даже ножом невозможно отделить.
— Тихо, Дядя! — перебил его Билл. — Сейчас не время для твоей чудесной поэзии. Разве ты не видишь, в каком положении вождь?
Был связан он,
Но вновь освобожден!
Заброшен Богом к нам
И будет здесь спасен! —
не унимался поруганный поэт.
Отвернувшись от него, горбун указал на лорда и обратился к осэджу:
— Этот бледнолицый — мастер в стрельбе и наш новый друг. Рекомендую его тебе и твоему племени.
Лишь теперь краснокожий подал руку англичанину и ответил:
— Я друг каждого хорошего и честного бледнолицего, но воры, убийцы и осквернители могил вкусят мой томагавк!
— Вождь встретился с плохими людьми? — осведомился Горбатый Билл.
— Да! Пусть мои братья зарядят свои ружья, ибо те, кто за мной охотятся, могут появиться здесь в любой момент, хотя пока я их не видел. Они едут верхом, а я шел пешком, но ноги Доброго Солнца быстры и выносливы, как ноги оленя. Я делал круги, двигался пятками вперед и много петлял, чтобы запутать след, но они идут за мной, ибо хотят отнять мою жизнь.
— С подобной идеей им придется распрощаться. Их много?
— Не знаю, я был уже далеко, когда они обнаружили мое бегство.
— Кто они? Какие белые могли рискнуть взять в плен Доброе Солнце?
— Их много, их много раз по сто, этих плохих людей, которых бледнолицые называют трампами.
— Трампы? Откуда они здесь взялись и что им надо? Где они сейчас?
— В другом углу леса, который называется Осэдж-Нук, а мы зовем это место Угол Убийства, ибо там был коварно убит наш славный вождь вместе с храбрейшими воинами. Каждый год, в день тринадцатой луны, посланцы нашего племени отправляются к этому месту, чтобы у могил убитых исполнить танец смерти. Так и в этот раз я с двенадцатью воинами покинул наши пастбища, чтобы отправиться к Осэдж-Нук. Позавчера мы прибыли туда, обследовали место и убедились, что нет ни одного врага. Мы чувствовали себя в безопасности и разбили палатки у могилы. Вчера мы охотились, а сегодня принялись за торжество. Я был осторожен, выставил двух часовых, но все же белым людям удалось подкрасться к нам незаметно. Они увидели наши следы, которые остались после охоты, и в час танца напали так внезапно, что мы не успели дать им отпор. Нескольких из них мы убили, но они застрелили восемь храбрых воинов, а меня и еще четверых схватили и связали. Они вершили над нами суд, и мы узнали, что сегодня вечером должны умереть на костре. Трампы разбили у могил лагерь, они отделили меня от моих воинов, чтобы мы не могли разговаривать. Меня привязали к дереву, поставили рядом часового, но ремень, которым я был связан, оказался гнилым, и я разорвал его. Он глубоко, до самого мяса, прорезал мои руки, но я все же освободился от него, воспользовался моментом, когда часовой отвлекся, и незаметно уполз.
