«Штурмфогель» без свастики | страница 21
Регенбах встал, и Коссовски понял, что аудиенция с начальством, оказавшаяся, как он и предполагал, сплошным балаганом, окончена.
После взятия Варшавы Альберт Вайдеман получил отпуск.
Посмотреть бомбардировку польской столицы прилетал сам Гитлер. Эскадры люфтваффе в парадном строю, с журналистами и кинооператорами на борту сыпали на город тысячи фугасных и зажигательных бомб, испепеляя город.
А уже через два дня Вайдеман смотрел хроникальный фильм, который педантично рассказывал о гибели одной из старейших европейских столиц. Кадр, запечатлевший эскадру бомбардировщиков «Хе-111» над пылающей Варшавой, стал рекламным плакатом фирмы «Эрнст Хейнкель АГ».
Командиру седьмого отряда четвертого воздушного флота в Польше делать было нечего.
В купе поезда Варшава — Берлин Вайдеман увидел скучающего фельдфебеля. Тот глядел в окно на опустевшие осенние поля, на промокшие деревушки с остроконечными крышами костелов.
Фельдфебелю было лет тридцать. Вайдеман обратил внимание на его поседевшую голову. «Белый, как пудель», — подумал Вайдеман, забрасывая чемодан на полку.
Фельдфебель вскочил перед офицером, щелкнул каблуками.
— Эрих Хайдте, — первым представился он, как и положено по уставу.
— Фронтовик? — спросил Вайдеман, польщенный служебным рвением фельдфебеля.
— Стрелок-радист на «дорнье», господин капитан.
— Отвоевались?
— Получил отпуск и медаль в придачу. За геройскую кампанию.
— Сегодня мы все герои. Задавили поляков, — усмехнулся Вайдеман. Приедем домой в ореоле славы. С окровавленными мечами. — Он пропел несколько тактов из вагнеровского марша: — Трум-бум-бум-бум.
— Наш командир разогнал польский эскадрон, как куропаток. Весь экипаж получил отпуск.
Откровенное хвастовство не понравилось Вайдеману.
— Жена будет рада, — сухо заметил он.
— Бобыль. Осталась только сестра Ютта, — ответил фельдфебель, доставая из внутреннего кармана френча любительский снимок и протягивая его Вайдеману.
Со снимка на Вайдемана пристально смотрела длинноволосая девушка в черном свитере.
— Хороший снимок, — сказал Вайдеман.
— Сам делал. У меня к фотографии пристрастие. Разобьем Англию, куплю себе приличное фотоателье…
Поезд с грохотом помчался через Одер. В купе вошел проводник-немец, сменивший поляка. Проводник выбросил руку в нацистском приветствии и объявил:
— Граница рейха! — И тут же поспешно добавил: — Бывшая граница рейха.
Чуть ли не первым человеком, которого Вайдеман увидел на берлинском вокзале, был оберштурмфюрер Вальтер Зейц. С Зейцем свела его судьба еще десять лет назад в Швеции. Оба были горячи, молоды, беспечны. И одиноки. Оба не знали ни родительской опеки, ни родительской любви. В карманах редко звенели кроны, но жизнь после берлинской дороговизны все же казалась сытной и приятной.