— А что у нас двадцать третьего марта? — подозрительно спросила Галя.
— Ну, как же, — мусульманский новый год, — бодро ответил Шилов.
— Уберите его от меня, — сказала Галя, — или я за себя не отвечаю.
Шилов благоразумно отсел от Гали.
— Знаешь, Вероника, — мечтательно произнесла Галя, — иногда ночью, когда я вдруг просыпаюсь и лежу без сна, думая о своей судьбе, а в это время рядом спит пьяный Шилов, да еще и храпит к тому же: мне хочется пойти на кухню, наполнить ведро холодной воды и вылить на этого гада.
— Спасибо тебе, Галя, — проникновенным голосом сказал Шилов, — добрая ты, некоторые, как свидетельствует история литературы, — яд в ухо наливали, другие — топор хватали, "чтоб зарубить аккурат насмерть".
— Я отвлеклась от своего рассказа, — сказала Галя. — Итак:
— …Дом, в котором находилось общежитие, стоял на окраине нового микрорайона; двенадцатиэтажный панельный дом с совершенно жуткой планировкой квартир, в которых всегда было сумрачно, оттого что расположен был так, что солнце почти не заглядывало в его окна; и почему-то сыро, хотя дом стоял на некотором возвышении, обдуваемый всеми ветрами. Одной стороной своей он смотрел в поле, заросшее одуванчиками, потому что была весна, а другой — во двор, образуемый несколькими жилыми зданиями, лежащими квадратом, наподобие костяшек домино. С той стороны, где поле, в самом начале его была детская площадка — песочница, железные качели, горка, на которой всегда копошилось около десятка детей и столько же родителей присматривало за ними. Как я уже сказала, была весна, и поле было покрыто цветущими одуванчиками, для тех, кто основательно залил глаза водкой, я тебя имею в виду, Шилов, и не может сейчас представить, как выглядит цветущий одуванчик, я напоминаю — белые лепестки, желтая серединка.
— Роберт, — сколько же ему было тогда лет, в прочем все мы в ту пору находились в одном возрасте — от двадцати до двадцати пяти. Прекрасная пора, — мечтательно произнесла Галя, — время надежд, хорошо про это время сказал поэт — "Сладкоголосая птица юности". Я вот сейчас смотрю на молодых, какие они все расчетливые, и, главное, вечно всем недовольны, все у них есть, а они недовольны. А как я им иногда завидую, оттого что они такие раскованные, сидят, где придется. Пьют пиво, и плевать хотели на прохожих; я завидую их беззаботной жизни, в их возрасте я думала о том, как выжить в Москве, но кажется, меня опять понесло не в ту сторону. Итак, Роберт, который сидя на скамейке, приглядывал за своим сыном, увидел женщину, гуляющую в поле, среди одуванчиков. Ее ребенок собирал цветы, а сама она задумчиво брела за ним. Роберт обратил на нее внимание из-за ее белого платья, которое было удивительно уместно на бело-желтом поле, затем, переведя взгляд на ее малыша, он с улыбкой отметил, что ребенок одет в желтый костюмчик.
