Вернемся к нашей истории. В 1078 г. князь Изяслав умирает. Летописец характеризует его «прост умом, не было в нем подлости и не платил злом за зло». На киевском престоле восседают его враги. Как раз на это время и приходится «раскаяние» и «обращение» Никиты. Можно предположить, что он водил знакомство с монахами Печерского монастыря и раньше. Ведь монастырь был основан Изяславом и неизменно пользовался его покровительством. Можно предположить, что монахи укрыли у себя Никиту. В другом месте Патерик рассказывает, что, примерно в тоже время в стенах Киево–Печерского монастыря спасался другой чужеземец — грек, любимый вельможа Изяслава (Патерик называет его боярином), ставший киевским митрополитом Ефремом почти одновременно с получением Никитой епископской кафедры в Новгороде.
Разумеется, если Никита – еврей, некрещеный, и не монах, то никаких разговоров с монастырским аввой Никоном об уходе в затвор не могло быть. История ухода инока Никиты в затвор и прельщения дьяволом невероятна не только с рациональной точки зрения, но и необычна для жанра жития святого. Вероятно житие святого, вслед за рассказом Киевско–Печерского Патерика изменяет последовательность событий. Никита сначала проповедовал из Ветхого Завета, пророчествовал и творил чудеса, был доверенный «князьям и боярам» а лишь потом, после смерти своего покровителя–князя спасался в монастыре.
Если непослушание инока наставлениям монастырского аввы кажутся невероятными, зато вполне возможно, что описанные в житие беседы между игуменом и Никитой передают, отзвук каких–то споров, происходивших на самом деле. Вспомним «рассказ философа» из Повести временных лет. Отметим еще, что духовной пищей для русской теологии неизменно было сравнение Ветхого и Нового заветов, «закона» и «благодати», иудейской и христианской религий. Это один из основных вопросов православной теологии разрабатывался русскими авторами с никогда не ослабевающим вниманием от «Слова о законе и благодати» первого национально–русского митрополита Илариона XI века до «Гонения на Израиль» о. Сергия Булгакова ХХ века. Вероятно, дискуссии между ученым евреем и христианским священником были часты в то время, как и позже. Хотя бы потому, что их неоднократно запрещали христианские каноны, многочисленные постановления церковных соборов и иудейские галахот и респонсы. Юрий Нагибин как–то писал, что мир домонгольской Руси больше напоминал раннее Возрождение, был значительно более открытым, а боровшееся с Константинополем молодое русское православие более терпимым, чем потом, попав в мертвящие объятия московского клерикализма. Как красивые и веселые украинские русалки–мавки отличались от сидящих в ветвях мрачных, лохматых, злобных мертвенно–бледных, лесных русалок русского фольклора.
