Начался процесс одеванья.
— Федосья Петровна! да вы меня задушите, — говорила я умоляющим голосом.
— Ничего, сударыня, — отвечала она, — простудитесь — хуже будет; куда мы тогда поспеем? все будем виноваты у тетеньки.
Наконец, задыхаясь от жару, скорее похожая на копну сена, чем на живого человека, вкатилась я к тетушке, увлекаемая вперед собственною своею тяжестью.
— Тетушка! мне душно, мне жарко! — восклицала я почти со слезами, — нельзя ли снять хоть кацавейку?
— Смотри, не простудись, Генечка! не срази ты меня…
— Да этак я хуже простужусь, — замечала я чисто инстинктивно.
— Не снять ли уж и вправду кацавейку, Федосья, ежели очень тепло?
— Как прикажете; оно тепло-то, тепло… ветерочек есть маленький.
— Вон, видишь ли, Генечка, ветрено, говорят.
— Да какое ветрено, тетенька! посмотрите, деревья не качаются…
— Ну уж сними с нее кацавейку. На вот, надень мой платок, он претеплый.
И тетушка сняла с себя платок и, к великому моему удовольствию, заменила им кацавейку.
Мы вышли. Федосья Петровна проводила нас и обещала прислать нам сказать, когда будет время воротиться домой. Глубоко и ярко сияло над нами голубое весеннее небо и, казалось, вызывало магнетическою силою из земли разнообразные растения, разбивало почки на деревьях и всему давало жизнь и блеск. Нас обдавало тем теплым, проницающим воздухом весны, который заставляет сердце биться сильнее обыкновенного и располагает душу к мечте и вере в счастье. Мы добежали до конца сада и остановились в нескольких шагах от калитки, выходящей в поле, вскрикнув от неожиданности: у калитки стоял учитель.
— Ах, Павел Иваныч, как вы нас испугали! — сказала Лиза.
— Извините, — сказал он, — я никак не хотел испугать вас. Здравствуйте, Евгения Александровна! — обратился он ко мне свободно и весело, будто старый знакомый.
Я отвечала ему тем же. Я живо помню этот первый разговор мой с ним.
Мы походили с ним на старых друзей, давно не видавшихся и спешивших в короткое свидание передать друг другу свои впечатления.
Во время самого жаркого разговора Лиза сказала как-то отрывисто:
— Пора и домой, нас зовут.
И в самом деле, визгливый голос Дуняши раздавался по саду. Мы простились с учителем и бросились к ней бегом навстречу.
Придя домой, я вспомнила, что Лиза ни разу не вмешалась в разговоры наши и что ей было скучно, потому что подобные разговоры были не в ее вкусе.
— Что это ты не говорила с нами? — спросила я ее.
— А что мне говорить? Я не умею говорить по-твоему, да и терпеть не могу говорить с ним…
