Мысль моя понеслась к тетушке, ясно представила мне ее, в белой косыночке, перед чайным столом. "Нет моей Генечки!" — будто слышалось мне, и неодолимая грусть разлилась в моем сердце; я заплакала.
Так сидела я, предаваясь течению мыслей, пока не приотворилась дверь нашей комнаты и не выглянула сперва голова Степаниды Ивановны, а потом и вся ее особа.
— Ай да ранняя птичка! — вскричала она. — На-тка! сидит уж под окошечком. С добрым утром, матушка! — прибавила она, — каково спали-почивали?
— Здравствуйте, Степанида Ивановна!
— Али вам не покойно было?
— Нет, очень покойно, да ведь я привыкла рано вставать.
— Ну да ведь тетенька-то, я думаю, и ложится пораньше нашего; у нас порядок-то в доме, матушка, вон какой: когда так часов до трех наша-то заиграется, а ты все и дежуришь до свету; так иногда, грешные люди, и попроспим… Вишь, какая белянка, — сказала она, отстраняя слегка ворот моей сорочки, — вся в маменьку белизной! Красавица была. Любила меня покойница… Лизавета Николаевна! пора вставать, сударыня, уж барыня проснулась. Самовар скоро подадут.
Лиза зевнула и приподнялась.
— Здравствуйте, Степанида Ивановна!
— С добрым утром, сударыня!
— Степанида Ивановна! пошлите к нам Дуняшу.
— А вот сейчас. Ведь и мне пора, повар, чай, ждет. Вскоре мы предстали перед Татьяной Петровной.
Она сидела за чайным серебряным прибором и с важностью и вниманием аптекаря, приготовляющего какое-нибудь сложное лекарство, клала порцию чая в чайник. Перед ней подобострастно сидела какая-то постная женская фигура с острым носом и недовольною миной. Это была ее компаньонка Анфиса Павловна, девица лет сорока на вид, но уверявшая, как сказывала Лиза, что ей только двадцать пять. Жидкие волосы ее были жирно примазаны и так гладко причесаны, что голова ее будто оклеена была темною тафтой.
Накануне мы не видали ее, потому что она была в гостях.
— Вот и гостьи мои! — обратилась к ней Татьяна Петровна, поздоровавшись с нами.
Анфиса Павловна подошла ко мне и со словами: "Очень приятно познакомиться!" — облобызала меня.
— Ты, Генечка, будь с ней осторожна, — сказала мне Лиза, как скоро остались мы с ней одни, — это такая змея, сейчас насплетничает.
Татьяна Петровна приказала сшить мне два приличных платья на присланные со мной тетушкою деньги, и потому вскоре я могла, уже не краснея, занять место в ее гостиной, где изредка появлялась какая-нибудь нарядная гостья большого губернского света, заезжавшая после поздней обедни, а по вечерам собирались Нил Иваныч, Антон Силыч и две или три пожилые приятельницы. С прочими Татьяна Петровна была знакома только по визитам, для поддержания веса в обществе.
