VI
Ночь. Луна бросает косвенные лучи в окна нашей спальни.
— Что ты вздыхаешь, Лиза? — спрашиваю я мою подругу. — Да ты сидишь на постели! Что с тобой?
— Так, Генечка, ничего, грустно, — отвечает она.
— Как ничего, милая моя! ты никогда так не вздыхаешь.
— Ах Генечка! меня очень тревожит одно обстоятельство.
— Что такое?
— Это может погубить меня.
— Ради Бога, скажи, нельзя ли помочь?
— Вот, видишь ли, я не знаю, право, что со мной сделалось: точно он колдун какой! Право, уж я думаю, это недаром, ведь есть приворотные травы… видишь ли, я дала ему записку, он выпросил ее на память моего почерка; не могла ему отказать, точно с ума сошла!..
— Ну, так что же? где же тут беда?
— Ах, какая ты! как где? Да кто его знает? он может показать записку, будет хвастаться…
— Что ты, Лиза! как можно!
— Да разве мало так случается? Когда я гостила у Татьяны Петровны, так был ужасный случай с одною ее знакомой: она также дала записку еще в девушках, потом вышла замуж за другого… Что ж? Прежний-то и прислал мужу ее записку, а тот чуть не застрелил ее. Так и разъехались.
Я содрогнулась.
— Вот, Генечка, какие вещи бывают на белом свете! А я в театре видела, как один муж за платок задушил жену, а после узнал что понапрасну, да и сам убил себя. Я чуть не заплакала. Как она пела: "Ива, ива зеленая…".
— Надо непременно достать записку, — сказала я решительно, испуганная. — Хочешь, я завтра выпрошу ее у него?
— Он не отдаст, да и обидится. Нет, нельзя. Вот что: он положил ее в карман жилета, и я видела, как Федосья Петровна раскладывала его платье в зале, подле его комнаты. При ней искать мне было нельзя. Прокрадемся тихонько…
— Ну а если он не спит? — спросила я с ужасом.
— Верно спит. Ведь пробило два часа… Как не спать! Мы сперва у двери послушаем. Ты только проводи меня.
— Милая! как мы пойдем?
— Так и пойдем, ты только проводи меня.
Я встала. Мы скоро оделись и как можно тише добрались до залы.
Лиза, приложила ухо к замочной скважине и отворила дверь; когда уверилась, что все было тихо, она осторожным, но бестрепетным шагом вошла в комнату, отыскала на стуле черный шелковый жилет и, протянув вперед руку с запиской, на цыпочках возвращалась к двери, у которой я стояла на часах. Она, в своем беленьком капотике, показалась мне легким ночным видением.
С тихим скрипом притворяемой нами двери раздался скрип другой двери и шум шагов, но мы находились уже в темном коридоре, следовательно, вне опасности быть замеченными.
