Отсталая | страница 49
- Ну хоть бы и так, положим… Яков Иваныч даже плюнул с досады.
- Да ведь это не вправду, Яков Иваныч, а вы так только, вообразите. Ну что бы вы тогда?
- Ну, конечно… ну, неужто бы сердце мое повернулось оттолкнуть тебя! Плакать бы стал над тобой. Ты бы, мне кажется, еще жалче, милее сделалась. Век бы не утешился, так бы и в сырую землю лег с тоской…
Маша обняла его и долго смотрела ему в лицо с глубокой нежностью.
- Ну вот, мне только это и нужно… - сказала она. - А вы знайте, что я никогда вас, моего доброго друга, не забуду, что за вашу любовь заплатить я не могу, только ценю ее и чувствую.
- Может, со временем тебе будет кого получше меня любить, Маша.
- Вас мне никакая другая любовь не помешает любить и помнить.
- Спасибо тебе за доброе слово.
После этого они оба замолчали. Маша ходила по комнате.
- Какая сырая погода, - сказал наконец Яков Иваныч, - мне еще ехать надо; я по дороге заехал взглянуть на тебя да проведать, здорова ли. К одному помещику еду; прислал за мной планы да бумаги какие-то разбирать.
- Я от Ненилы Павловны письмо получила.
- Арбатов в Голубково приехал, - сказал Яков Иваныч отрывисто. - Ты не знаешь?
- Знаю, он уж пятый день как приехал; Налетов остался в той усадьбе.
- Тебе кто сказывал?
- Я встретилась с Арбатовым… Гуляла да и встретилась…
- Ты, Маша, одна далеко не ходи: теперь к осени волки показались; то и дело овец режут… Не ровен час… Да что же это Арбатов к вам не побывает, визита не сделает?
- Да что ему? он скоро уедет.
- Ну и Бог с ним!
- Что он вам помешал?
- Мне что! я так сказал… Знаешь, Маша, нехорошо, что ты с ним встречаешься: толки бы не пошли.
- Кто будет толковать? Калявинские дворяне!
- Ну, ангел мой, и в город дойдет; там уж тебя теперь знают. Что хорошего? Девушка- что первый снег: всякая соринка видна на ней.
- Кому до меня дело? Я никого не трогаю.
- Люди, ангел мой! Все мы люди, все человеки. Ближнего осудить падки… Однако прощай! Анна Федоровна разоспалась, ее не дождешься. Дай-ка я тебя перекрещу, голубушку мою.
Маша смиренно, почти благоговейно, склонила перед благословляющей рукой старика свое юное цветущее чело и жарко, в первый раз в жизни, крепко прижалась губами к этой руке… Яков Иваныч так и обомлел… только ничего не сказал, а поцеловал ее в лоб и в глаза и еще раз перекрестил.
На другой день, когда уже почти стемнело, Маша возвратилась домой с дальней прогулки. Она последнее время особенно полюбила ходить к лесу, отделявшему Голубково от их усадьбы. Ни холод, ни дождь, ни ветер не останавливали ее. Там дожидался ее Арбатов; там она переживала всю горячку первой, страстной любви, весь бред юности, волшебный сон весенней поры жизни. Да, в ней все пело и сияло радужными лучами. И страстный поцелуй, и горячее пожатие руки, и вдохновенный неотразимый взгляд - все это набежало каким-то крутящим ураганом на молодую девушку и будто влекло и несло ее в неведомый океан, к далеким, желанным, заветным берегам…