- Уж это неизвестно, - отвечала она все в том же шутливом тоне. - Может, вы не знаете ли? вы вот человек грамотный, по городам ездите, со знающими людьми водитесь; я чай, вы много чего и не такого знаете, да только прималчиваете, - прибавила она, устремив на Якова Иваныча взор, в котором горело томительное любопытство, удерживаемое чувством приличия.
- Это ты насчет воли? - спросил Яков Иваныч.
- Да и на этот счет, конечно; хоть я и не лезу на волю и барыней, слава Богу, не обижена… (Аграфена Даниловна была великий политик в своей сфере), а все же если батюшка царь вспомнил об нас, так оно желательно бы было узнать.
- Узнаешь, все узнаешь, Аграфена Даниловна. Я теперь еще и сам хорошенько не знаю.
- Да вот нас разные слухи смущают. Народ чего не болтает!
- Слухам меньше верьте, а ждите терпеливо.
- Правда ваша, что народ нынче очень нетерпелив стал.
- Анна Федоровна, видно, в детской? - спросил Яков Иваныч, заглянув в пустую гостиную.
- В детской.
- А Машенька, верно, гуляет?
- Гуляют. Должно быть, в сад пошли.
- Нет, они у красной горки землянику берут, - отозвалась другая женщина с круглым румяным лицом и большими бессмысленными навыкате голубыми глазами, выходя из коридора в прихожую.
- Хоть бы ты, Федосья, помогла на стол накрывать! Куда вас нелегкая всех рассовала? Уж как воскресенье приходит - просто наказанье! - воскликнула Аграфена Даниловна.
- Я домой ходила, тоже ребятишек надо было покормить.
- Вот! каждый только о своем мамоне* думает, а ты, как окаянная!.. Век каюсь, Яков Иваныч, что в девках осталась: собачья жизнь - да и только!
Яков Иваныч улыбнулся.
- Я вот сам остался неженатым, да не каюсь же.
- А что и ваша-то жизнь? все не для себя. Один как перст. Ну, пока здоровы, так ничего, а занеможется - и походить некому.
- Никто как Бог! - отвечал как-то отрывисто Яков Иваныч. - А что Матреша? с барышней что ли гуляет?
- Черт ее унес в лес за грибами. Выпросилась у барыни, а та балует, отпускает. Нынче, батюшка, все смелы очень
____________________
* Мамон - желудок.
стали, всякий козонок лезет к барыне проситься. Так, девчонка непутящая! избаловалась, ни на что не похоже.
- Молодой человек! - сказал Яков Иваныч.
- Сами мы были молоды, да не такие были. У! сказала бы, да греха боюсь… Ну черт с ней! не мое дело.
- Говорить - барышню гневить, - проговорила Федосья, ставя на стол кучу тарелок.
Яков Иваныч не отвечал и пошел через гостиную отыскивать хозяйку дома.
Маша находилась в несколько враждебном отношении к старой дворне. Зависть к Матреше заставляла старых служительниц осуждать ее кротость и постоянное сообщество с барышней. Барышня с неудовольствием выслушивала их замечания и вооружилась своим господским достоинством, говоря, что им до нее нет дела, что не им ее судить, что их дело служить ей и угождать, что для наставлений у нее есть маменька, от которой она и должна все выслушивать. Маменьку вследствие этого часто настраивали на недовольный тон против Маши, но так как особенно заслуживающего серьезного восстания в поступках последней не находилось, то ворчанье Анны Федоровны оставалось без последствий, хотя и сильно раздражало подчас Машу. Анну Федоровну еще успокаивало то, что девочка была горда и проникнута чувством своего достоинства и потому забыться перед собою никому не позволит.
