Он хлопает ресницами и удивленно смотрит то на меня, то на стакан воды.
– Ага, спецназовцы. А я тогда – подводник, раз в машинном кукую ниже ватерлинии.
– Не веришь?
«Нет», – мотает он головой. Но во взгляде вместо уверенности – растерянность, испуг.
Спрашиваю:
– Требуха болит?
– Еще как, – принимает он сидячее положение.
– Тогда пей. И через час забудешь о боли.
Как и обещали наставники из ФСБ, ровно через час мы приходим в норму. Кишки не разрывает, жар уходит, внутренний голос прекращает ежеминутно проговаривать маршрут до ближайшего сортира. Вот только голод с выздоровлением напоминает о себе все чаще и сильнее.
– Теперь веришь, Юрий Афанасьевич? – пытаю коллегу.
Тот озадаченно кивает. И шепотом интересуется:
– Что же вы задумали, ребята?
– Неплохо было бы пожрать. А там видно будет…
Наконец наступает время ужина. Заявляется местный санитар с большим подносом в руках и раздает каждому по тарелке с ложкой. В тарелках все тот же рис, но на сей раз приготовленный по всем правилам. К тому же его достаточно много.
После ужина нам выдают по паре таблеток, которые мы незаметно «десантируем за борт», просовывая в щель между оконной рамой и марлей.
В брюхе становится тепло и приятно. Что ж, остается немного вздремнуть и…
– Старт операции назначаю в два часа ночи, – предупреждаю друзей и, обернувшись к Рябову, добавляю: – Ты с нами или остаешься?
– А что вы задумали?
Следуя неизменному офицерскому правилу посвящать рядовой состав в смысл предстоящей операции непосредственно перед началом действия, я уклончиво отвечаю:
– Есть желание отвинтить головы здешним охранникам. А дальше… как масть ляжет.
– Дык, если я останусь, то они с меня голову свинтят. Тогда лучше с вами…
* * *
Ко мне давно привязалась привычка просыпаться ночью через каждые два часа. В мирной жизни это ужасно раздражает, потому что, внезапно очнувшись от крепкого сна, заснуть чрезвычайно трудно: лежишь, ворочаешься, гонишь прочь тяжелые мысли о неизменности смерти… Зато в горах Кавказа внутренний будильник не раз спасал. Собственно, там эта привычка и появилась. За исключением особо секретных миссий, моя группа перемещалась в светлое время; часиков в девять вечера выбирали место для ночлега, разбивали бивак, ужинали и около десяти отбивались. Таким образом, первая смена дозоров всегда происходила в полночь, вторая в два часа. В четыре, если предстояло топать дальше, поднималась вся группа; если по плану торчали на месте – дозор менялся еще разок, остальные спали до шести.
