— Великий Дух Балбан, — наконец сумел выдавить я.
— Не лукавь, — еще пуще нахмурился высокий шаман. — Дух Балбан никогда не говорит сам. Какой дух повелел тебе говорить к бегу?
— Дух Балбан, — вымолвил я. Толпа шаманов вокруг дружно вздохнула, и тут же поднялся крик:
— Балбан… врет он… никогда… сам не говорит… Балбан…
Высокий шаман мановением руки восстановил тишину.
— Великий Дух Балбан давно не говорит ни к кому из нас, — наставительно произнес он. — Ты, поди, услышал это имя где-то, а теперь треплешь языком. Признайся! От кого ты слышал это имя?
— От него самого, — отвечал я довольно угрюмо. — От Великого Духа Балбана.
— Как ты мог его слышать? Ты что, шаман?
— Нет.
— А кто же ты?
— Я караульщик.
Поднялся смех. Высокий шаман мановением руки остановил его.
— К тебе, караульщику Шепчу, говорил Великий Дух Балбан, — раздельно произнес он, — который уже много лет как запер свои уста для нас, его служителей. Что же он сказал тебе?
Мой страх прошел, скованность отпустила меня. Я огляделся и произнес:
— Он велел, чтобы к полудню был заклан черный баран с белой ноздрей. Сказал, чтобы не резали белого барана с черной. Он особенно на этом настаивал.
Вокруг снова раздался дружный вздох.
— А почему? — спросил высокий шаман насмешливо. — Он не разъяснял?
— Нет, — честно сказал я. — Тут он узнал, что я не шаман, а караульщик.
Снова поднялся смех. Кто-то особенно противно квакал над ухом и повторял:
— Караульщик, кво-кво! Квараульщик!
Я не глядя двинул локтем, и тот, над ухом, задохнулся.
Тут стена шаманов передо мной дрогнула под чьим-то натиском, шаманы разлетелись в стороны, и я узрел бега, тяжело дышащего, пунцового от гнева. Он что-то кричал, уставив на меня палец. Из-за общего шума я никак не мог разобрать его слова. Неожиданно шаманы как по команде умолкли, и голос бега пронзительной иглой вонзился мне в уши.
— Предатель! — визжал он. — Кто тебя подослал?
Этот голос вызвал во мне обиду. Вернее, она была во мне, эта обида, но до сего момента не находила выхода, не ведала, на кого излиться. Она спала, и вот теперь этот пронзительный голос разбудил ее. Она подняла голову, огляделась и сообщила, что меня обидел бег. Я спросил себя: «Шепчу, разве не ты темными ночами стоял на часах, защищая покой этого человека? Разве не терпел издевки и попреки мерзкого Чуйхулу? Разве не тебе явился Великий Дух Балбан, который никому не являлся, а вот тебе явился и передал свою волю? И вот за все это тебя, честного, называют предателем? Ответь этому бегу, Шепчу, ответь так, чтобы он услышал».
