— У нас тоже были винтовки, — ответил Пуци и улыбнулся ей своей отеческой улыбкой. — На марше мы превзошли бы их в численности — сто к одному. И напасть на нас было бы самоубийством. Разумеется, господин Гитлер все это учел заранее.
— Не сомневаюсь, — заметила мисс Тернер, сказав это таким тоном, каким разговаривают любящие дочурки с отцами, когда те несут чушь.
Но Пуци как будто ничего не заметил.
— Может, на сегодня хватит политики, а? — сказал он. — Давайте лучше есть и говорить на более приятные темы. Расскажите мне, пожалуйста, мисс Тернер, с чего это вдруг вы стали работать на агентство «Пинкертон»?
Пока я ковырялся с рыбой, сильно смахивавшей на кучу спрессованных опилок, только без свойственного им запаха, мисс Тернер поведала ему о том, как участвовала в операции агентства в Англии, в девонском особняке под названием Мейплуайт.[20] Рассказала, как я выдавал себя за телохранителя Гарри Гудини, американского иллюзиониста. В то время, по ее признанию, она была всего лишь сторонней наблюдательницей, но ей все же удалось мне «немного» помочь. А когда операция закончилась, я предложил ей работу в агентстве.
Мисс Тернер рассказывала о событиях в Мейплуайте беспристрастно, изящно, но как-то отстраненно, и у меня создалось ощущение, что она уже составила себе представление о Пуци, о его прошлом, и Пуци вряд ли обрадовался бы ее выводам.
— Потрясающе! — воскликнул Пуци. — И после того как вы стали сыщицей, у вас наверняка было немало и других приключений?
Она улыбнулась и мельком взглянула на меня, поведя глазами за стеклами из-под очков.
— Совсем немного, — сказала она, — только, боюсь, я не вправе об этом говорить.
— Понятное дело! Никому ни гу-гу, так? — Он снова повернулся ко мне, как будто узнал от мисс Тернер все, что хотел, и сказал: — Фил, я вам рассказывал, как однажды встречался с самим Уильямом Пинкертоном?
Я взглянул на мисс Тернер и заметил, что она в насмешливом отчаянии воздела глаза к потолку. А может, ей было и не до насмешек.
— Нет, Пуци, — сказал я, — не рассказывали.
— Отличный парень. Это было в Нью-Йорке, в Рокфеллеровском центре. Он поведал мне несколько потрясающих историй. — Тут Пуци оторвал глаза от стола, и его густые брови поползли вверх. — А, Эрик! Рад, что смог к нам присоединиться. — Поднявшись медленно, как бы по частям, он протянул новоприбывшему свою огромную лапищу.
Красавчик, ее пожавший, был ростом почти с Пуци — около ста девяноста сантиметров, широк в плечах и одет в прекрасный шелковый смокинг. Повязанная безупречным узлом белая шелковая бабочка была безупречно расположена между туго накрахмаленными уголками белой шелковой рубашки. Густые черные волосы ровными волнами ниспадали на уши. Чисто выбритое лицо было квадратным, на твердом подбородке — ямочка, нос острый и прямой. Большие глаза под темными густыми бровями были такие же черные, как смокинг. В левой руке он держал бутылку шампанского «Дом Периньон».
