, снова чувство локтя под ребрами в автобусе, оторванные пуговицы в метро, монотонно стучащие цилиндры на испытательном стенде в заводской лаборатории.
Уже завтра я возвращаюсь в город. Ева, уезжая вчера вечером в Ленинград, оставила мне длинный список поручений. Хорошо, что она оставляет мне письменные инструкции – голова свободна, и туда можно загнать более интересную информацию.
Например, футбольный счет 0:0. Так сыграли с Италией. Или 1:1. Так – со Швецией. Уругваю, правда, проиграли. Так нас же всего три миллиона и традиции футбольные в зародыше. «Молодцы наши» – отмечаю я про себя и воображаю, как мячик трепещет в шведских воротах.
Наши! Было время, когда я сказал бы: молодцы израильтяне! Сегодня я говорю: молодцы наши! И каждая клеточка внутри подпевает: наши, наши! А ведь сегодня здесь же, в Ленинграде, топчут землю: евреи, которые даже не подозревают, что там за океаном, в далекой Мексике, идет чемпионат мира по футболу, что Израиль приехал туда среди шестнадцати лучших сборных мира, что он вышел уже в четвертьфинал – один среди восьми лучших. А Россия – родина слонов – снова среди неудачников. Нет, не бегут они по утрам разыскивать «Советский спорт», эти граждане еврейского происхождения.
Для меня же это священный церемониал. Каждое утро после завтрака я забираю девочек, чтобы мама могла прибраться дома – и в читальню. Обе девочки – и моя Лиля, и дочь сестры Аннушка – в почемучкином возрасте. В читальне они с трудом дожидаются, когда я долистаю газеты до конца. Свои книжки с картинками из детского фонда они перемусолили помногу раз. Наконец мы выходим из читальни. До дачи идти минут двадцать, и каждый раз мы играем во что-нибудь новое.
Сегодня мы определяем названия деревьев.
– Белеза, – кричит Аннушка.
– Дуб, – поправляет солидно Лилеша. Она старше на год, ей уже скоро четыре.
– Сынок, велно – белеза? – обращается Аннушка в арбитраж.
Она называет меня сынком – когда мы с ней играем в дочки-матери, я всегда сын, а она мама.
– Папотька, верно – дуб – верно? – волнуется Лилеша.
Если ее папа – «сынок» для Ани, значит ей трехлетняя Аня – бабушка. Высчитать это Лиля еще не может, но ситуация ей явно не нравится.
– Клен, – говорю я. – Смотрите, какой у него листочек.
И подпрыгнув, срываю лист.
– Клен, клен! – радостно кричат девочки и бегут к следующему дереву. Никто не проиграл.
Я смотрю на мелькающие ножки в коротеньких штанишках, на одинаковые белые панамки. Одеты одинаково, но до чего не похожи эти маленькие два человека. Аня – голубоглазая блондинка, типичная скандинавка. Смуглая Лилеша – типичная семитка. И темпераменты соответствующие. Аня – уравновешенная, рассудительная, с задатками математика.
