Все они такие. Даже Николаос. Они его любят. Они умрут за него.
Александр знал, что делает. Мериамон видела его насквозь: ей это было дано от рождения и отточено обучением. Действие его опережало мысль. Он был тем, чем был. Он был горяч, как пламя в горне, но сейчас спокоен, добр и бесконечно терпелив, держа за руку раненого, которому уже не дожить до утра, и слушая, как тот рассказывает, как прикончил перса, убившего его друга. Он задал еще пару вопросов, перекинулся шуткой с седым ветераном, вытер слезы мальчика краем своего плаща. Казалось, что он присутствует одновременно всюду, говорит одновременно со всеми, но каждый был уверен, что царь говорит именно с ним.
— Он великолепен, разве нет?
Клеомен ходил вслед за Мериамон повсюду, приносил и подавал, помогал, когда было нужно. Он знал, что она женщина, и по-видимому это его не огорчало. Он подал сверток бинта, не отрывая глаз от Александра.
— Я помню его отца, — сказал он. — Вот это был человек! Мы думали, что в Македонии не было и не будет царя лучше, пока не узнали Александра.
Мериамон пристально вгляделась в мальчика. Хоть и такой крупный, он был не старше четырнадцати.
— Ты помнишь Филиппа?
— Все помнят Филиппа. Люди говорят, он был как герой. Как Геракл, и настоящий царь. Александр… Александр — как бог.
Она слегка вздрогнула. Она давно заметила, что парнишка болтлив, но он не дурак, и взгляд у него острый. Она склонилась над раненым.
— Принеси бальзам, — сказала она.
Александр, однако, был достаточно смертен и, как все смертные, уязвим. Мериамон слышала, как кто-то прошептал, что в бою он получил мечом рану в бедро, но продолжал биться верхом, а потом получил нагоняй от своего врача Филиппоса.
— И его все еще бьет лихорадка после переправы через Кидн, — добавил раненый. — Там было холодно, как в подземельях Гекаты. Но его ничто не остановит, даже лихорадка.
Мериамон тоже так думала. Почти все, кто пришел с Александром, ушли, одни от скуки, другие по делам. Высокий человек был еще здесь, и, как она заметила, что-то сказал Александру. Александр улыбнулся, неожиданно ласково. Высокий человек повернулся и пошел прочь без всяких церемоний: он так поступал всегда.
— Это Гефестион, — сообщил Клеомен. — Самый близкий его друг. Они называют друг друга Ахилл и Патрокл. Ничто их не разлучит. — Он вздохнул. — Когда мы были в Трое, они приносили жертву на могиле Ахилла. Мы все плакали, так это было красиво.
— Представляю себе, — сухо произнесла Мериамон. «Дети, — подумала она. — Мечтатели и дети. И они хотят завоевать мир».
