Но человек идёт, а лес живёт. Растёт, меняется.
Охотится.
В Диком лесу охотятся почти все. Деревья душат ветвями, тропинка разверзается под ногами зубастой пастью, цветы норовят если не укусить, так отравить наивного Хранителя, а любая из тварей, что мелькают за деревьями и скалятся из кустов, теоретически может за секунду-другую превратить вас в подножный корм. Среди них есть двухвостые волчаруги — красивые, дымчато-серые зверьки, которые нападают на жертву, вскрывая мощными когтями грудную клетку и вырывая сердце. Гигантские жруны — ни дать, ни взять, родные братья сарлакков с Татуина — та же дыра в земле, зубастая пасть и медленное переваривание жертвы в течение долгих, долгих лет. Сколопендроморфы — описанию не поддаются, но едят всё, что движется и не движется. Кикиморы, боровики, вурдалаки, лешие, жруны, тхуши, воропаги — в общем, вся «Большая энциклопедия нежити», издание 105-е, дополненное, которую неустанно цитировал Идио, нашла себе пристанище в Диком лесу.
Жили в нём — как же иначе? — и обычные звери и птицы. Не будь их, нежить либо с голоду подохла бы, либо друг друга переела. Белки прыгали по веткам, изредка швыряясь шишками, зайцы исправно снабжали нас мясом, из барсука получился сносный шашлык. Но стать обедом, скажем, рыси или волка, мы хотели не больше, чем попасться на зуб реликту вроде жруна, и потому каждый день являли чудеса ловкости и героизма, дабы не…
Вру! Ой, вру!
Чудеса ловкости и героизма демонстрировал наш проводник. Он знал о Диком лесе раз в десять больше нас и боялся в десять раз сильнее, что, впрочем, не мешало ему по сто раз на дню подхватывать, подсаживать и вытаскивать нас из зубастых пастей и хищных лап. Наш вклад в дело выживания был скромным, потому что богатырская сила — хорошо, но быстрые ноги лучше, а летучие миски и гнутые ложки голодному тхушу что слону дробина.
Постепенно Идио попривык, успокоился, и вместо него нервничать начали мы. Яна и вовсе шарахалась от каждого подозрительного кустика, вздрагивала от еле слышных шорохов, и каждый раз на вопрос «Что ты такое услышала?» дрожащим голосом отвечала: «Тебе лучше не знать».
Но даже с Идио нас непременно бы съели — не на первый день, так на второй, если бы не Янина Звезда. Уж не знаю как,[18] но сей амулетик тонко чуял особо голодных монстриков и тварюшек, а почуяв, начинал дрожать, метаться и дергать цепочку как воробей-эпилептик. И мы — жить-то хотелось — позорно бегали от подвигов или отсиживались на деревьях и, пока подвиг проходил мимо, спрашивали себя (ладно, я спрашивал): зачем нужен Ключ, которым только замки открывать, и зачем кому-то тратить время на таких липовых героев?
