Живопись разделяла вообще судьбу со скульптурой, но в одном отношении была счастливее. Исчерпав свои мотивы, которые были уже пережиты, живопись, по-видимому, последовала за Константином в Византию и здесь покорно признала христианство. В Риме с V века живопись также покинула радостный идеал древних, который, однако, сохранялся в катакомбах, как прекрасная орнаментика, и, довольствуясь одной техникой, приобретенной со времен императоров, перешла в мозаику. Мозаика по существу есть искусство упадка, сверкающий золотом цветок варварства; ее характер стоит в гармонии с временем иерархической деспотии, когда с утратой свободных учреждений чиновничество, одетое в золотую парчу, проникло всюду в государстве и в церкви. Тем не менее мозаика с поразительной силой выражает глубокую и мистическую суровость, ужасающую исключительность религиозных страстей и их фанатическую энергию в те века, когда свет знания погас.
Таким же образом отжила свое время и архитектура древних. В этом искусстве величие римлян некогда проявлялось всего оригинальнее, пока с падением политической жизни не пало и архитектурное творчество. Последними крупными созданиями архитектуры в Риме были храм Солнца и стены Аврелиана, купальни Диоклетиана, цирк Максентия, Basilica Nova и термы Константина. Со времени этих построек ничего не было больше создано в римском духе. Вместе с внутренними идеальными стремлениями, которыми вносились в архитектурные сооружения размах и сила, утратилась и древняя чистота техники. Строительное искусство, достигнув предела античной культуры и будучи вынуждено покинуть ее идеалы и создавать вместо храмов церкви, оказалось в большом затруднении. Все языческое должно было внушать отвращение; древние совершенные формы должны были быть отвергнуты, и строительное искусство, руководясь правильным инстинктом, заимствовало форму церквей от вполне гражданских судебных помещений или базилик, которые отвечали составу и литургическим надобностям христианской общины; вместе с тем на церкви была перенесена и архитектоника надмогильных капелл в катакомбах. Таким образом, создавались постройки, для которых материал и в сыром, и в разработанном виде похищался с языческих памятников; существенные основные черты были заимствованы у древности, как, например, здание, украшенное колоннами, но новая вера внесла в эти черты свой первобытный дух. Прелесть этой архитектурной формы в первые века христианства заключалась в беспритязательной, но торжественной простоте гармонического целого, смягченной только мозаичными украшениями и античными колоннами. В церквях, однако, производились постоянные дополнения и изменения, что не допускалось в древних храмах строгостью их стиля и математической законченностью. Церкви расширялись вместе с культом, и вследствие неправильной пристройки часовен и ораторий, с возрастанием числа алтарей и даже могил вид церквей настолько изменялся, что они как будто снова превращались в катакомбы. В дальнейшем изложении мы увидим, что в Риме нет ни одной базилики, которая несколько раз не изменила бы своего вида.
