День Литературы, 2010 № 04 (164) | страница 59




кто был никем, тот и останется


в грязи и золоте – никем.




ОПЫТЫ (ESSEIS)



Предчувствия мои меня не обманули:


в июне был июнь и был июль в июле,


и следом за средой четверг шёл чередою,


и по утрам башка трещала с перепою.



Шли в небе облака, как на шашлык барашки,


а по лугам цвели люпины и ромашки,


и было, как всегда, сто метров в "стометровке",


и было, как всегда, пол-литра в поллитровке.



Сограждане мозги упорно напрягали,


чтобы вписать "стакан" и "хрен" по вертикали,


трудился интеллект могучий капитально,


а мимо жизнь текла вполне горизонтально.



Пришедшие с мечом, найдя войне замену,


лукавый щуря глаз, нам назначали цену,


мели по всей земле во все пределы мётлы,


на брошенных шприцах горело солнце мёртвых...



Ещё звучал язык есенинский, рубцовский,


и в Петербурге жил Глеб Яковлич Горбовский,


но каждый новый день мы ждали всё тревожней,


и новых двух друзей был старый враг надёжней.



Предчувствия мои меня не обманули…




***



Опять над нами тёмная завеса,


опять тебе отходную поют,


опять твою страну бесславят бесы,


и снова бьют и плакать не дают!..



В глухую стену, как подводник в "Курске",


стучи сильней, чтоб слышали в Кремле, –


что ты не "новый", а последний русский


в своей стране, на собственной земле.



Пора менять кручину на дубину,


мы исчерпали срок терпеть и ждать,


ты помни – кроме жалоб на судьбину


в России есть "наука побеждать"!..



Кто рвал хоругви наши и знамёна,


кто в наших детях души убивал, –


мы этих бесов вспомним поимённо,


как никогда никто не вспоминал!..



Чего уж там, нас так и так осудят!..


Переживём и этот катаклизм,


и пусть нам общим памятником будет


разрушенный в боях либерализм!




***



Тёмные, тяжёлые, осенние облака,


будто бы спрессованные, нахмуренные века,


никого не помня, не зная тут, –


словно над безлюдной землёй плывут.



Приглядись к подвижной, парящей их глубине,


сколько там теней, колеблющихся на мрачном дне,


– города и царства, жара и хлад,


и поднявший руку на брата брат.



Строит Ной ковчег свой, видишь, – первый плывущий храм,


плачет Иеремия, хохочет всемирный Хам,


тень слепого Гомера во тьме глухой