— Хорошо, нам нужно встретиться.
Смотрю на часы. Через десять минут позвонит Сильвия. После чего у меня будет час свободы. Я спрашиваю:
— Где вы сейчас находитесь?
— В кафе, возле Вилье.
— Так это же рядом с моим домом, поднимитесь на пять минут, и мы поговорим. У вас есть мой адрес?
— Да, но…
— Пользуйтесь случаем, неизвестно, когда я еще буду свободен.
— Хорошо, я приду.
Только я положил трубку, как звонит Сильвия. Улыбка мгновенно исчезает с моего лица, голос становится жалостливым.
— Да?
— Это Сильвия, любовь моя. Как дела?
— Нормально, а у тебя? Как все прошло?
— Потрясающе, после первого акта вызывали восемь раз.
— Хорошо. Как зал?
— Собрали девятьсот тысяч.
— Отлично. Позвонишь после второго?.
— Конечно. Что ты делаешь? — Работаю.
— Целую.
Звуки поцелуев. Если впоследствии меня спросят, в чем секрет моего успеха, я отвечу: «Я ронял свое достоинство», — что будет истинной правдой. В то же время Сильвия вызывает во мне жалость. Но я ничего не могу сделать для нее, кроме одного — и впредь соответствовать тому представлению, какое у нее сложилось обо мне… Звонят в дверь. Я включаю свет, быстро поправляю прическу, иду открывать. Девица испуганно застывает в дверях, маленькая и худенькая.
— Входите, я не сделаю вам ничего плохого.
— Я вам помешала?
— Да нет же. Давайте ваше пальто. На улице дождь?
— Да.
Я вешаю пальто, возвращаюсь в комнату, где она меня ждёт, прямая, как спичка, неподвижная, как скульптура Кальдера в безветренную погоду. Улыбнувшись как можно более приветливо, я говорю:
— Присаживайтесь.
Она опускается на краешек стула, сложив руки на сумочке. Я разглядываю ее. Лет семнадцать? Крохотное лицо, ненакрашенное, похоже, совсем неискушенное. Темные волосы, собранные в пучок и поднятые кверху, благодаря чему открывалась линия шеи, серые глаза. Очень простое платье, которое она считает парадным. Она восхитительна. Я говорю:
— Итак?
Коварный вопрос. Невозможно на него ответить, не поплатившись за это. Она не отвечает, смеется. Мы смеемся вместе. Затем я захожу с другой стороны.
— Как вас зовут?
— Маргарита.
— Сколько вам лет?
— Двадцать один.
Она, разумеется, старит себя. Я извлекаю из бара бутылку виски, дорогие сигареты, короче, атрибуты моей зарождающейся славы. Пить она отказывается, но сигарету берет и прикуривает от моей зажигалки «Данхил». Я пытаюсь заглянуть в ее декольте — безуспешно. Но она скрещивает ноги, и я вижу, как под тканью платья вырисовывается контур ее бедра. Судя по лодыжкам, ноги у нее должны быть красивые.
