– Ваш муж, обвиняемый Бутман Гиля Израилевич, на допросе показал, что он сообщил вам о плане захвата советского пассажирского самолета. Почему вы отказываетесь подтвердить слова вашего мужа?
Это было ложью, зафиксированной в протоколе, я заявил немедленный протест и получил разъяснения Кислых:
– Вашу жену допрашивал молодой неопытный следователь, который был временно прислан нам на помощь из Литовской республики. Ленинградское Управление Комитета Государственной Безопасности после осуждения партией некоторых порочных методов следствия периода культа личности, такими методами не пользуется.
Действительно, в Ленинград свезли после нашего ареста десятки следователей КГБ со всей России. Независимо от звания они находились в оперативном подчинении у ленинградских следователей. Например, в подчинении у майора Кислых, ведущего меня и мою группу в организации, был полковник из Приморского края, этот злополучный литовец, который допрашивал Еву, и еще один следователь. Не у всех этих "командированных" был опыт Кислых и других ленинградских следователей, оперирующих в "колыбели Октябрьской революции". Провинциалы работали по-медвежьи. Их ленинградские коллеги действовали более утонченно.
СКАЗАВШИЙ "А" ГОВОРИТ "Б"
В самом конце собственноручных показаний, составленных в камере, я сделал письменное заявление. Это было мое второе и последнее заявление в ходе следствия. В нем уже не было протеста против незаконного ареста и не было требования немедленного освобождения. Я просто ставил в известность органы КГБ, что, согласившись рассказать то, что мне известно, по поводу операции "Свадьба", я по-прежнему отказываюсь давать показания о своих товарищах, вместе с которыми я занимался национально-культурной деятельностью, поскольку эта деятельность не является преступной.
Но сказавший "А", рано или поздно говорит "Б". Сделав один шаг назад и начав давать показания только по поводу операции "Свадьба", я должен был сделать еще полшага и заговорить об организации. С некоторым стыдом я мог констатировать, что в этот раз уговорить себя мне было уже гораздо легче. Качественный сдвиг произошел неделю тому назад, когда я попросил в камеру бумагу и ручку.
Плетясь утром 16-го июля вслед за надзирателем на допрос к Кислых, я закрыл глаза и развел в стороны ладони. Если указательные пальцы сойдутся – начну говорить. Пальцы сошлись. Может быть, потому, что в принципе я уже решил говорить.
Кислых зачитывает вопрос:
