Кровь нынче в моде | страница 50



— Думаю, да, — отвечает Кристен. — Алекса не пропустит ни одного открытия, даже если это обувная коробка.

У Кристен раскосые дикие голубые глаза, короткий нос и превосходная осанка. Она курит. Я потрясена тем, что она так непочтительно отзывается о своей сослуживице в присутствии молодого специалиста, то есть меня. Злословие тут, кажется, в чести.

Кристен продолжает:

— Даже Лиллиан нарисуется, вот увидишь. Здесь будут раздавать антицеллюлитный «Крем де ла Мер» в придачу к джинсам.

— У Лиллиан целлюлит? — изумляется Ноа, явно обрадовавшись.

— Я не проверяла этого лично, дорогая, — ухмыляется Кристен. — Но ты, вероятно, заметила, что она просто одержима продукцией этой серии и продолжает расширять твой отдел за счет моего.

— Так почему же ты плакала? Что так взбесило Алексу? — Теперь Ноа пытается сменить тему.

— Лиллиан хотела, чтобы я отвечала на ее телефонные звонки, пока ее секретарша обедает, — неохотно отвечаю я. — А Алекса опасалась, что я там все перепутаю и у нее будут неприятности.

Все, открыв рот, смотрят на меня.

— Лиллиан разговаривала с тобой? — И она не уволила тебя?

— О чем она говорила с тобой?

— Да так, ни о чем. Просто сказала, что чувствует себя очень старой.

Все обмениваются многозначительными взглядами.

— Мама Кейт — Эва Макэллистон, создательница «Эва фор Эва», — ляпнула Аннабел ни с того ни с сего.

Кристен фыркает и дымит сигаретой.

— Это платье от Эвы Макэллистон? — спрашивает она. — То-то оно мне показалось знакомым.

— О, мой Бог! Мне так нравилась «Эва фор Эва», — восклицает Ноа. — В свое первое лето в Нью-Йорке я каждый день ходила в одном из ее платьев! — Она ласково смотрит на меня.

Я лихорадочно соображаю. Хватаю еще один бокал белого вина с проносимого мимо подноса и делаю большой глоток. Я и понятия не имела, что Эва настолько популярна. Единственная причина, которую назвали мне, чтобы объяснить ее депрессию, — это то, что ее последняя коллекция была неудачной. Если же у нее было так много поклонниц, наверняка она могла бы прийти в норму после одной-то неудачи.

— Ты знаешь, что Джину Джантору нравился дизайн твоей мамы? — спрашивает Аннабел.

— Я не знаю, кто это, — сознаюсь я и ожидаю града насмешек.

— Я писала доклад о нем. Он был главным редактором британского «Вог» в течение тридцати пяти лет и, как общеизвестно, единственным настоящим мужчиной в моде. Он одновременно был настоящим волшебником моды и настоящим кошмаром. Джин обладал величайшим в мире чувством стиля. — Я узнала, что Эва была одной из любимых восходящих звезд Джина Джантора в последние годы его «царствования».