— А картины! Киприда! Астарта[152]! Ашторет! Их тысяча и все это — одно. И Рафаэль видел их! Да, Рафаэль побывал здесь; разве не он написал… и разве не тем погубил свою душу? Картины! Картины! О роскошь, о любовь! Кто, увидев эту запретную красоту, заметил бы изящные золотые рамы, сверкавшие, точно звезды, на стенах из гиацинта и порфира?
Но у герцога замирает сердце. Не подумайте, что он ошеломлен роскошью или одурманен сладострастным дыханием бесчисленных курильниц. C'est vrai que de toutes ces choses il a pense beaucoup — mais.[153] Герцог де л'Омлет поражен ужасом; ибо сквозь единственное незавешенное окно он видит пламя самого страшного из всех огней!
Le pauvre Duc![154] Ему кажется, что звуки, которые непрерывно проникают в зал через эти волшебные окна, превращающие их в сладостную музыку, — не что иное, как стоны и завывания казнимых грешников. А там? — Вон там, на той оттоманке? — Кто он? Этот petit-maitre[155] — нет, Божество — недвижный, словно мраморная статуя, — и такой бледный — et qui sourit, si amerement.[156]
Mais il faut agir[157] — то есть, француз никогда не падает сразу в обморок. К тому же его светлость ненавидит сцены; и де л'Омлет овладевает собой. На столе лежит несколько рапир, в том числе обнаженных. Герцог учился фехтованию у Б. — Il avait tue ses six hommes.[158] Значит, il peut s'echapper.[159] Он выбирает два обнаженных клинка равной длины и с неподражаемой грацией предлагает их его величеству на выбор. Horreur![160] Его величество не умеет фехтовать. Mais il joue![161] — Какая счастливая мысль! — Впрочем, его светлость всегда отличался превосходной памятью. Он заглядывал в «Diable»,[162] сочинение аббата Гуалтье[163]. А там сказано, «que le Diable n'ose pas refuser un jeu d'ecarte».[164]
Но есть ли шансы выиграть? Да, положение отчаянное, но решимость герцога — тоже. К тому же, разве он не принадлежит к числу посвященных? Разве он не листал отца Лебрена[165]? Не состоял членом Клуба Vingt-Un.[166] «Si je perds, — говорит он, — je serai deux fois perdu,[167] погибну дважды — voila tout![168] (Тут его светлость пожимает плечами). Si je gagne, je reviendrai a mes ortolans — que les cartes soient preparees!»[169]
Его светлость — весь настороженность и внимание. Его величество — воплощенная уверенность. При виде их зрителю вспомнились бы Франциск и Карл[170]. Его светлость думал об игре. Его величество не думал; он тасовал карты. Герцог снял.
