— А что если мы открываем ворота, которые не сможем закрыть? Иногда я боюсь, что мы слишком далеко зашли, слишком поспешно…
— Разве повелитель Тени не защитит своих? День Пламени клонится к закату.
Какое злодеяние они после этого совершили. Рей не запомнил. И если воля смотрела его глазами, зрелище это было милосердно изъято из его памяти, когда он снова стоял перед темным занавесом. Снова прошел он через занавес, испытывая острую боль, чувствуя, как кулаки сжимают ткань. И потом, слабый и больной, открыл глаза в башне My, а непрозрачные экраны на стенах глядели на него, как незрячие глаза.
На него смотрел Ре My, но в лице его не было прежнего спокойствия. И наакалы тоже словно увидели свою судьбу, которую невозможно отвратить. Рей ощущал усталость как тяжелое бремя, что-то вроде болезни.
— Так вот что они делают… открывают врата, к которым нельзя прикасаться человеку… — прошептал Ре My. — Разве они не знают, что то, что они пробуждают, всегда в конце концов оборачивается против своих якобы хозяев? Его можно вызвать, но вот отправить назад — это совсем другое дело. Да будет мир с теми, кого они отправили к Солнцу. А ты, — обратился он к Рею, плотнее запахивая мантию на плечах американца, — наш долг перед тобой неизмерим, потому что если бы мы не узнали, что они задумали, нас ждала бы катастрофа.
— А что произошло в той лаборатории?
— Будь благодарен, что не можешь вспомнить. Мы должны идти — готовить свой ответ. Но увиденное всегда будет отягощать нас, пока мы не упокоимся в своих могильных нишах. Они совершили грех, у которого нет искупления, и теперь должны ждать расплаты. У-Ча, принеси воду жизни…
Старший наакал протянул императору чашу с сверкающей водой. Поддерживая Рея за плечи, император приподнял его, и Рей выпил всю жидкость. И ощутил, как в нем снова появляется жизнь и энергия.
— Ты должен отдохнуть. А они проследят, чтобы тебя не тревожили. Потом мы отправим тебя домой…
Глаза Рея уже смыкались. Он почти не сознавал, что наакалы расстелили матрац на полу, что Ре My собственными руками помог им уложить американца. Но, несмотря на страшную сонливость, Рей дрожал от непрошеных воспоминаний, от того, что он видел или думал, что видел. Тут рука коснулась его лба, послышались слова на непонятном языке. Воспоминания исчезли, и остался только сон.
Когда он проснулся, вокруг все было освещено мягким светом. Светились экраны, окутывая комнату, его… Что-то шевельнулось, и он медленно повернул голову. Даже такое легкое движение потребовало напряжения всех сил и воли. Ему улыбнулась леди Эйя.
