– Баба Катя! — потребовал Антон. — Была шкатулка?
– Как же, завсегда у нее в светелке, где жила Эмиля, на подоконнике стояла.
– Вы ее стырили, скажите честно? — тоном доброго следователя, извиняющего поведение преступника, спросила Лена.
– Как можно? Господь с тобой!
– Но сейчас шкатулки нет? — уточнила Марина.
– Нет.
– И куда она делась? — нетерпеливо спросил Андрей.
– Сгорела.
Почему-то никто не воспринял «сгорела» буквально — в огне погибла. И смотрели на бабу Катю как на воровку, имеющую снисхождение по совокупности добрых дел.
– Чего уставились? — фальцетом проверещала баба Катя. И стало понятно, какой она была в прежней жизни, до смерти мужа. Нормальной женщиной, с эмоциями, без монастырской терпимости. — Думаете, я не уговаривала? Я ли не хватала за руки Эмилю? Она самогонки перепилась, я предупреждала про крепость. «Сжечь! — кричит. — Этот… Толстой? Грибоедов? Вспомнила! Гоголь сжег, и я уничтожу!» Так по листику выдирала и в печь кидала. А раньше говорила, опубликуют — это значит в книжке напечатают — мои внуки миллионщиками станут.
– Баба Катя, вы не волнуйтесь, — мирно сказала Лена. — Никто вас не обвиняет.
– Как же! На физии свои посмотрите. Нашли, прям, злодейку. Ваша Эмиля через день на постель дула, а я стирала. Клеенку подстелю, чтоб хоть матрас не пачкать, она вытаскивает и ругается, и меня как крепостную воще…
– У бабушки был сложный характер, — мирно сказал Андрей. — Мы вам очень благодарны за поистине самоотверженный труд.
– Вы героиня! — сказала Лена.
– Христианской доблести женщина, — подхватила Марина.
– Нам бы таких бабушек! — воскликнул Антон.
Баба Катя подошла к буфету, открыла дверцу, достала бутылку от импортного коньяка, заткнутую пробкой из газеты, зубами пробку вырвала, плеснула в стакан своего зелья, выпила. Секунду постояла, прислушиваясь к прохождению самогона по пищеводу, расслабилась, помягчела, сняла напряжение.
«Бабульки нашли друг друга», — подумал Андрей.
«Они тут гудели за милую душу», — подумала Лена.
«Последние дни у нее были в алкогольном бреду, — подумала Марина. — И хорошо. Хоспис на пленэре».
«Напиться и забыться, — подумал Антон. — Мне бы так кончить. Но пока есть еще у меня дела».
– Всю меня перевернула Эмиля, — призналась баба Катя, возвращаясь на место. — Ох, женщина! Этак бы каждой бабе… Я размышляла. В мозгу как в камне пробивало, мысли непривычные. Каждой бабе так выкаблучиваться — мужики не справятся. А по отдельности…. стервы всегда жизнь нормальным бабам портили…
