«Куда идти дальше? Где лес? Сегодня я не попаду без карты на сборный пункт», — думал он.
Если раньше Добряков считал основной задачей выход из занятого противником города и явку на сборный пункт, то, выйдя на окраину, к концу ночи он уже потерял сроки и не рискнул пойти по неизвестной ему местности, опасаясь, что опоздал и рассвет застанет его там, где нельзя будет надежно укрыться. И он решил еще один день пробыть в городе. Его прельстил одинокий сарай. Ни собак, ни гитлеровцев вблизи не было. Сарай был открыт. Одна половина набита душистым сеном, вторая — соломой. Около сарая был аккуратно сложен металлолом. Сверху лежала пробитая осколками немецкая металлическая каска.
Добряков осторожно вошел в сарай и забрался в самый отдаленный угол, заваленный соломой.
Утром во дворе он услышал разговор, крики детей. Кроме венгров во двор, видимо, приходили и немцы. Их отрывистая гортанная речь ясно отличалась от венгерской. Среди обитателей двора он услышал приятный девичий голос. В сарай никто не заходил. Во второй половине дня утомленный Добряков не смог преодолеть дремоты и заснул. Во сне он был на полевых работах, молотил пшеницу, вдыхал замечательный запах свежей соломы. Проспал не менее пяти часов. Проснувшись, он вспомнил, что находится в тылу врага, и в душе выругал себя за беспечность. Было уже темно и тихо. Пилот подошел к двери сарая, но открыть ее не смог, она оказалась запертой снаружи.
С какой целью заперли сарай? Может, его заметили спящим и, заперли на замок двери, побежали сообщать гитлеровцам?
«Вот дурень, проспал», — подумал Добряков.
Осмотрев ворота, он обнаружил, что сверху через них можно выбраться наружу. Летчик бесшумно взобрался на верхний обрез дверей, немного отжал их наружу и, благодаря хорошей спортивной подготовке, подтянулся на руках и очутился на свободе.
«Прежде чем уйти из города, надо запастись продовольствием, — подумал Добряков. — Но как обратиться к незнакомым людям?»
Он очень плохо знает немецкий язык и всего лишь несколько фраз, а по-венгерски лишь отдельные слова. Значит, могут сразу разоблачить и выдать врагу. «Но, — вспомнил он, — в армии противника имеются солдаты различных национальностей. Неплохо будет, если я представлюсь одним из них. Только нужно в объяснении не употреблять русских слов. Теперь, необходимо как-то изменить форму», — решил механик.
Он вспомнил про немецкую каску, лежавшую около металлолома, но с отвращением отказался даже от мысли надеть ее.
