— Теперь уж совсем непонятно.
— Эх, Слободкин, Слободкин, темный ты человек. Пробуешь, стараешься, но еще темный. Ну, как получше объяснить тебе самую суть? Видел ли ты, чтоб в плохую погоду во время ночной бомбежки навстречу юнкерсу, несущему бомбы, поднимался истребитель?
— Видел. ЯК-1.
— Правильно, отдельные случаи есть, не спорю. Но при нынешнем уровне техники истребитель, даже самый первоклассный, ночью почти беспомощен. Все гироскопические приборы, какой бы идеальной конструкции они не были, обладают существенными погрешностями. Давно уже возник вопрос, может ли летчик без ориентации на небесные светила и земные ориентиры получать точные показания горизонта, азимута, скорости, местоположения своего самолета? Оказывается, может! Но как? Только комплексное использование полной инерциальной информации, говорит Ткачев, позволит получить навигационную информацию — надо искать и направление вертикали, и азимут, и скорость, и местонахождение самолета — все вместе, сразу, а не порознь! Ты понял что-нибудь, Слободкин! А ты, Зимовец!
— Только самую малость, — сказал Слободкин. Зимовец промолчал.
— Честно говоря, я сам не сразу сообразил. А ведь специалист, в одном вузе с Ткачевым учился. Теперь разобрался и вижу: Ткачев на пороге большого открытия. Будут наши истребители летать и драться в любую погоду, в любых условиях! Ткачев уже разрабатывает систему уравнений пространственной ориентации в слепом полете, нашел однозначную связь между комплексом инерциальных параметров движущейся системы и комплексом навигационного состояния этой системы. Колоссально! Штука эта, понятное дело, строго секретная. Так что сугубо между нами, — Каганов внимательно посмотрел на приятелей — сперва на одного, потом на другого.
— Усвоили?
— Это понять в состоянии, но не больше. Верно, Зима? — спросил Слободкин.
— Вы хорошо объяснили, научно, — серьезно сказал Зимовец.
— В любую погоду летать и драться — это здорово! Мечта каждого летчика, по-моему. Вы не слышали, как они зубами скрипят?
— Кто? — удивленно спросил Каганов.
— Ребята с ястребков. Со мной лежал один в госпитале. Все мне спать не давал по ночам. Растолкаю, бывало, его: Не скрипи, — говорю, — страх берет. Он полежит, полежит тихо, и опять, как ножом по сердцу. Утром белый, разбитый, словно его только что привезли, а уж месяц со мной валяется, с лишком. Врачи головами качают, понять ничего не могут. Что, — говорю, с тобой, кореш? — Сон, — отвечает, — страшный видел. Будто подняться никак не могу. Я ему в ответ: Плюнь ты на все, подымайся, ходи, тебе ясно сказано — можно! А он: Встать-то дело не хитрое. Покурю вот и встану. Взлететь не могу, понимаешь? Они в любую ночь надо мной бомбы волокут на Москву, а я к земле приколочен. Командир полка сам решает, кого выпускать и в какую погоду…
