— Но все-таки маракуешь, по глазам вижу.
— Я же из авиации…
— То-то. Пошлю тебя в самый ответственный цех — в девятый. Согласен?
— Мне все равно, — почему-то смутился Слободкин.
— Как это все равно? Ты ясно говори, согласен или нет?
— А девятый, это какой?
— Контрольный. Он за все отвечает.
— Но я ведь токарь, а не мастер ОТК.
— Там всем работа найдется, я тоже не такелажник, а руки, видишь, не заживают.
Начальник поднял трубку телефона и, пока набирал номер, продолжал разговор со Слободкиным.
— Сейчас я тебя на довольствие поставлю и койку в бараке организую. Завтра с утра — приступай. У нас под конец месяца самая запарка. Алло, алло! Комендант? Товарищ Устименко, сейчас к вам новое пополнение явится, устройте. Как не можете? Вы меня плохо слышите? Это Савватеев говорит. Да, Савватеев. Фамилия товарища — Слободкин. Он фронтовик, так что как следует, ясно?
Что такое как следует — Слободкин узнал позднее, а сейчас по измерзшему, уставшему телу его пробежала согревающая волна предчувствия чего-то необыкновенного, уютного, давно невиданного.
От начальника отдела кадров Слободкин направился к Устименко.
— Тю! Так же ж мени б сразу и казалы! Кавалерия! Давай пять! — воскликнул комендант, увидев перед собой бойца в длиннополой шинели. Слободкин улыбнулся, протянул руку:
— Только я не кавалерист-пехотинец. Правда, воздушный.
— Десант? А шинэлка?
— Это в госпитале меня так обрядили.
— Впрочем, все одно. И десант пехота, и кавалерия тоже пехота, тильки ей казалы: По коням!
Устименко засмеялся — громко, раскатисто, как, наверно, смеялся где-то там, на своей Украине, и еще не успел разучиться.
— С вами не пропадешь, — сказал Слободкин.
— А зачем пропадать? Живы будемо — не помрем! Вот тильки вопрос, будемо ли живы?
Когда Слободкин ввернул в разговоре какое-то украинское словечко, Устименко просиял:
— Хлопчик! Слободко! Размовляешь на ридной мове?! Пришлось Слободкину еще раз разочаровать Устименко:
— Старшина у нас был с Полтавщины. От него вся рота научилась.
— А писни не можешь спивать? Ой, хлопец, хлопец, душа моя стоне без писни. Без хлиба могу. Даже без горилки проживу, если недолго. А без нее вот тут сосет, он положил руку на грудь и вздохнул.
Устименко показался Слободкину чем-то похожим на ротного старшину Брагу. Чувствовалось, что коменданту тоже пришлось по сердцу новое пополнение — хоть и не кавалерист и не украинец, а парень свой, вот только пристроить его некуда: в бараках так тесно, что ни одну койку больше не втиснешь.
