— Здорова, ропперы! — громогласно, вызвав гулкое эхо, поздоровался рыжий. — Митя, поселенца привезли, оформляй.
И с этими словами рыжий протянул в окошко какую-то бумажку.
— Это хорошо, — кивнул дежурный, делая в бумаге какую-то пометку и возвращая ее обратно, — Больше народу, крепче стоим. А то что-то в последнее время мало провалилось, мы уже опасаться начинаем. Как зовут?
Это он уже ко мне обратился, заодно подтягивая большую амбарную книгу и открывая ее на заложенной странице.
— Бирюков Владимир Васильевич, — представился я.
Сержант сначала посветил мне в глаза, затем тщательно, каллиграфическим почерком записал в книгу мои данные, не забыв спросить даже домашний адрес, затем сказал:
— По коридору направо, кабинет номер два. Бочаров Сергей Геннадьевич вас примет, теперь все вопросы к нему.
Рыжий пожелал мне удачи, попрощался с дежурным, уткнувшимся в какую-то книжку, и вышел на улицу. А я направился куда велели, в темный коридор
в конце которого в кронштейне торчала керосиновая лампа, дававшая тусклый и мерцающий свет. Двери выходили в обе стороны, так что окон в коридоре не было, свет с улицы не попадал. Номера на дверях прочитать было почти невозможно, приходилось чуть не носом упираться в них, и еще на цыпочки приподниматься. Кабинетом номер два оказалась вторая дверь по счету. Я постучал, дождался ответа «войдите», и, соответственно, вошел.
— Добрый день, — с ходу поприветствовал меня средних лет невзрачный и лысоватый дядек в большой не по росту полушерстяной гимнастерке без погон, но с портупеей через плечо.
— И вам добрый, — кивнул я, оглядываюсь.
Стол под выцветшим зеленым сукном, простой и потертый. Карандаши. Чернильница. Бумага. Все как из кино, полное ощущение нереальности.
— Чего уставился? — буркнул мужик. — Компьютеры ищешь?
— Ну… типа того, — кивнул я. — А то странно как-то, типа в театре. Или музее.
— Ага, а я экспонат, — кивнул тот. — Нет ту ни хрена, ни компьютеров, ни даже электричества в здании. Чернилами пишем, из непроливаек. И суем в них стальные перья, и ставим на бумаге кляксы. Бумага, кстати, дерьмо дерьмом, пером из нее аж щепки цепляются.
Мужик вздохнул, бессмысленно передвинул чернильный прибор, изображавший рабочего с молотом и колхозницу со снопом спелой ржи, кривовато отлитых в бронзе, затем спросил, попутно указывая на стул напротив:
— Давай, рассказывай, как сюда попал.
— Как все, наверное, — пожал я плечами.
— Точно, — кивнул тот, — Темнота, очнулся — гипс.
