Очень осторожно Боумен оторвался от соблазнительных губ и прижал ее голову к груди. Ханна щекой ощущала тяжелое, неровное дыхание. Ухо защекотал озорной шепот:
— Вот так ухаживают за девушками в Америке. Мы хватаем их и целуем. Если им не нравится, мы делаем это снова — дольше и крепче — пока они не капитулируют. Это сохраняет нам время, которое пришлось бы потратить на остроумные беседы.
Внимательно взглянув на него, Ханна заметила танцующие смешинки в его порочных черных глазах, и гневно вздохнула:
— Я собираюсь рассказать …
— Рассказывайте кому угодно. Я все буду отрицать.
Ханна так нахмурилась, что брови сошлись в прямую линию.
— Вы хуже, чем негодяй. Вы — мерзавец!
— Если вам не понравилось, — прошептал он, — не стоило отвечать на поцелуй.
— Я не…
Его губы снова накрыли рот девушки. Она издала полузадушенный стон и заколотила кулачками по неподатливой груди. Рэйф не обращал внимания на удары, его рука поднялась и накрыла ее кулачок. Он поглощал ее глубоким, чувственным поцелуем, поглаживая рот изнутри, вытворяя в поцелуе такое, о чем она даже не подозревала. Ханну потрясло это неудержимое вторжение, а еще больше — удовольствие, которое она от этого получала. Все ее чувства распахнулись в желании получить больше. Она хотела, чтобы он остановился, но гораздо больше хотела, чтобы поцелуй длился бесконечно.
Щекой Ханна ощущала его горячее, быстрое дыхание. Его грудь неравномерно, но сильно поднималась и опадала. Рэйф отпустил ее руку, и ослабевшая Ханна прильнула к нему, для устойчивости вцепившись руками в плечи. Настойчивое давление его рта заставило ее откинуть голову. Она покорилась с мягким стоном, желая чего–то, чему она не знала названия, но что успокоило бы ее сумасшедшее сердцебиение. Казалось, надо прижаться к нему теснее, чтобы унять чувственное волнение, охватившее каждую частичку ее тела.
С неохотой отрываясь, Боумен закончил поцелуй насмешливым чмоканием и обхватил ладонями ее лицо. Насмешливые огоньки в черных глазах потухли, их сменил опасный огонь.
— Как тебя зовут? — Его горячее дыхание опалило ее губы. В ответ на молчание он легко провел губами по ее рту. — Скажи, а то снова поцелую!
— Ханна, — едва слышно пробормотала она, понимая, что не выдержит еще одного поцелуя.
Подушечкой большого пальца он погладил ее разрумянившуюся щеку. — Начиная с этого дня, Ханна, что бы ты ни сказала, что бы ты ни сделала, я буду смотреть на твои губы и вспоминать их сладкий вкус. — И добавил с насмешкой над собой: — Проклятье!
