Если Лоскутов просто не знал, что нужно делать и в какой последовательности, то Ширёв, вдобавок к этому, еще и писал с ошибками. Кроме того, он имел достаточно отдаленное от идеала понимание того, как заполняются официальные документы. Он мог запросто постановление на обыск назвать «ордером», объявить подозреваемому, что он его арестовал, хотя в ста случаях из ста эту миссию выполняет прокурор, и многое другое. А его выражения в протоколах допросов, наподобие «забежал за гаражи поссать» или «изнасилил ее в извращенческой позе» приводили в восторг все того же прокурора и кураторов из городского УВД.
А Саша Лукьянчик прославился тем, что однажды в кабинет к еще не ушедшему на заслуженный отдых Емельянову пришла до безобразия испитая бомжиха и принесла милицейскую фуражку.
— Вот, возьмите, у нас в гостях вчера ваш милиционер был. Хорошенький такой. Фуражечку забыл.
На тулье было аккуратно выведено — «Лукьянчик». Обычно человек в форме никогда не забудет головной убор, выходя на улицу. Если он, конечно, в нормальном состоянии. Сделала доброе дело, падла… Любил он «поддать», любил, чего уж там…
Около часа ночи сей коллектив под предводительством Ширёва прибыл в один из домов по улице Бурбулиса на квартирный разбой. Заявка поступила Максимычу от соседей. Вот тут-то все и началось.
Проблема первая. Потерпевшие — вьетнамцы, не представляющие, как звучит местоимение «я» по-русски.
Проблема вторая. Их пятнадцать человек в двухкомнатной квартире.
Проблема третья, она же последняя. Они все, не замолкая ни на секунду, как чайки над косяком рыбы, кричат, и, что совершенно очевидно, каждый о своём.
Попытки успокоить их и призвать к порядку привели к тому, что они взяли на тон повыше и закричали еще быстрее. Лоскутов и Ширёв боролись со стихией еще минут пять, пока наблюдавшему за всем этим водителю Леше это не надоело и он, оттолкнув Ширёва, вышел на середину комнаты. Достав табельный «макаров», он передернул затвор и недвусмысленно посмотрел на орущих вьетнамских братьев. Те хором издали последний визг, обозначающий дикий ужас, и упали на пол к батарее. Наступила тишина.
— Раньше я осуждал американцев, а сейчас понимаю, — произнес Леша и отправился спать в машину.
Допрос на ломаном английском Лоскутова и полностью сломанном немецком Ширёва продолжался уже час. Там, где не доставало для объяснения слов, шли в ход жесты. Так, наверное, выглядел разговор капитана Кука с туземцами Тасмании после его вопроса. «Где взять воды?»
