Шаговая улица | страница 25



ПЕРВАЯ ФУГА

Предтеча с баяном

Последние всплески затухающих звуковых знаков трамвая донеслись от Моста, и на секунду стало тихо, а потом сквозь толстую корку асфальта в подошвы ткнулся внезапно возникший гул и, протиснувшись сквозь ноги, как через две тесные норы, распался и завис равно звучными густыми комками глубоко внутри тел Громоздкого и Дезидерия, продолжавших вечером во вторник сидеть около дома Семь-Девять по Шаговой улице.

- Опять на Самолетке чего-то тачают. - Громоздкий отхлебнул из стаканчика.

- Хорошо, если ненадолго, а то в сентябре целую неделю гудело. Я тогда лабать не мог, а Мотляр малевать. У меня чуть гастроли не накрылись, а он заказ в срок не сдал.

Мотляр - это художник, близкий приятель Громоздкого и Дезидерия, чья мастерская расположена на крыше дома Семь-Девять.

А сам Громоздкий был виолончелистом, жил в том же доме, и работал четвертым пультом в симфоническом оркестре. Для поддержания гибкости пальцев он ежедневно по два часа проводил наедине со своим инструментом.

- Зусман пилит.

Музыкант опустил закатанные рукава рубашки.

- И фрухтянка уже не греет. А башли кончились.

Дезидерий тоже почувствовал, что стало прохладней, - ночь плавно сменила вечер.

Глубинный гул Самолетки прекратился, синхронно уступив место желтому пунктиру фонарей, зажегшихся на всем протяжении Шаговой улицы: от Сюповия и до Моста.

На противоположной стороне проезжей части, там, где за небольшим парком, равносторонним распластанным треугольником на фоне проявленных агонизирующим закатом темно-алых пятен кучевых облаков, в рассеянных отблесках света фонарей сгущалась крыша здания Ристалия, проявились скульптуры лошадей: квадрига в броске, остановленном возницей, и два ветреных иноходца по бокам.

За спинами друзей зажглись Глаза Босха.

В бледно-голубом искусственном свете над плечом Дезидерия расположилось восковое ухо Святого Иеронима.

Пузатая рыба, привязанная к палке Святого Христофора, хвостом вниз застыла за Громоздким.

На первом этаже дома Семь-Девять размещался художественный музей, и в его окнах-витринах, как в прямоугольных глазницах, регулярно выставляли огромные копии фрагментов картин Иеронима Босха.

- Ребятки, а у вас неплохая компания. Может и покурить найдется?

Перед сидящими на штакетнике стоял дедок в тапочках на босу ногу.

- Ух, откуда это ты взялся? - удивился Дезидерий.

Было совершенно непонятно (вот она, родная улица, лоскутным одеялом, где отчетлива видна каждая заплаточка - дом, подъезд, окно, пешеход, автомобиль, трамвай - расстелилась перед приятелями; вот она, Шаговая, полностью просматривается от дома Дезидерия и до подъезда Громоздкого), как сумел к ним подойти незамеченным субъект с большой седой бородой, бутылочными глазами под густыми бровями, одетый в мятые брюки-галифе и распахнутый длинный плащ на полуголый торс, в майке-безрукавке, с белой капитанской фуражкой на голове.