«Вот смех всегда сохранит свою ценность», — подумал я. Простой веселый смех, даже если человек и не знает его причины, способен поднять настроение. Громкий и раскатистый, он означает дружелюбие, тихий и сдержанный — свидетельствует о превосходстве интеллекта и в соответствующих условиях может даже выбить почву из-под ног.
Все дело в звуках, в звуках, которые вызывают главные эмоции и реакции человека. Не использовал ли чего-нибудь в этом роде таинственный пришелец? Не были ли это звуки настолько хитро сплетенные, настолько глубоко проникающие в психику человека, что они проникнуты таким же большим содержанием, как и тщательно составленные предложения в нашей речи, но с одним решающим преимуществом: присущая им сила убеждения недоступна обычным словам. Ведь существовали же на заре истории человечества и предупреждающее ворчание, и вопль ярости, и крик, обозначающий пищу, и дружелюбное кудахтанье знакомства! Так не является ли странный язык незнакомца некой сложнейшей разновидностью эти примитивных звуков?
Старик Кен Уэзерби тяжело протопал по газону и водрузил на самый верх кучи портативный телевизор. Шедшая следом молодая женщина, которую я не узнал в лицо, бросила рядом с телевизором сушилку для волос, пылесос и тостер. Мое сердце обливалось кровью при виде этого зрелища. Неверно, мне следовало бы подойти к ним и попытаться привести их в чувство — по крайней мере Кена, — постараться остановить, доказать, что они совершают величайшую глупость. Ведь тот же Кен по центам копил деньги, страдал без рюмочки, выкуривал лишь три дешевые сигары в день вместо обычных пяти, и все ради того, чтобы приобрести этот телевизор. Однако каким-то образом я знал, что останавливать их бесполезно. Я шел прямо по газону, чувствуя себя разбитым и опустошенным. Навстречу мне, пошатываясь под тяжестью ноши, шла знакомая фигура.
— Дороти? — удивленно воскликнул я. Дороти резко остановилась, и несколько книг, которые она тащила в охапке, шлепнулись на землю.
Меня словно молнией озарило — ведь это же были мои книги по юриспруденции!
— Немедленно соберите все и отнесите назад! — приказал я. — Что это взбрело вам на ум?
Вопрос, разумеется, совершенно излишний. Кто-то, а уж она-то обязательно ухитрилась оказаться на месте, чтобы послушать невесть откуда взявшегося проповедника, и, безусловно, первой уверовала в его бред собачий. Она чуяла всяких евангелистов миль за двадцать, и самыми волнующими моментами в ее жизни были часы, проведенные на жестких скамьях в удушливой атмосфере молитвенных собраний, где заезжий пророк вещал о геенне огненной.
