Бармен хочет что-то сказать, но тут Йоханес встает со стула и смотрит ему прямо в глаза.
Таким взглядом: мне-все-пофиг-я-больной. Один из тех взглядов, что никогда как следует не выходят в кино.
Бармен молча возвращается и наполняет кружки.
— Большие!
Он ставит перед нами пиво, избегая смотреть в глаза. Я кладу деньги на стойку, но он их не берет, он уже в другом конце бара.
Мы чокаемся, и Йоханес снова осушает полкружки.
— Самое худшее — это зима, ненавижу зимы. Я до сих пор не чувствую пальцев ног, они до сих пор как заморожены.
— Суровая зима была?
— Я чуть не откинул копыта. Люди думают: ой, как здорово, у нашей принцески будет Рождество со снегом, с санками и прочим говном. А тут я лежу, как долбаный Дед Мороз. Ты знаешь Эгона?
— Эгона? Нет вроде.
— Эгон был слеп на один глаз. Мы его называли Пират Эгон, он это ненавидел.
— Может быть… я не уверен.
— Да, так они нашли его, он валялся где-то, притащили и отмыли. И он от этого помер. Он много лет не мылся, и чертова вода из него вышибла дух. Он просто не переносил этого. Годами ходил с защитным слоем грязи… Я буду следующим, не думаю, что доживу до зимы. Тогда можешь занять мое место у Центрального вокзала.
— Почему ты не хочешь лечь в больницу, хотя бы на зиму?
— Лечь в больницу?.. Ты, наверное, больной.
— Ты бы выжил, не исключено, что тебе даже жилье подыщут…
— Никто не будет мной командовать. Никогда, больше никогда.
— Разве это не лучше, чем то, что сейчас?
Он смотрит на свою свободную руку и приглушенно отвечает:
— Нет…
Поворачивается ко мне на барном табурете и смотрит прямо в глаза:
— Знаешь, что они делали с Йоханесом?
— Нет.
Его голос становится более проникновенным, ему важно, чтобы я понял, что он говорит. Его нищенская рука, та, что не в кармане, чертит в воздухе круги.
— Он был просто ребенком, маленьким мальчиком. А они сказали ему: ты не должен жить с папой и мамой, для тебя это плохо, теперь ты будешь жить с нами.
— Йоханес…
— Ты будешь жить с нами, мы будем с тобой хорошо обращаться… Правда хорошо… И ты будешь называть меня папой, Йоханес. Мы должны быть уверены, что Йоханес здоров, папа тебя посмотрит. Давай посмотрим, Йоханес, папа должен посмотреть, все ли с ним в порядке. Папа тебя обследует…
— Ты очень громко говоришь…
— Вынь его, Йоханес, и папа посмотрит, мы просто посмотрим, все ли в порядке…
— Йоханес, может, нам…
Я кладу руку ему на плечо, пробую успокоить его, но он далеко отсюда, он говорит, и изо рта летят брызги.
