Ранее упомянутый атлет снова выпятил свою богатырскую грудь и рванулся вперед. На этот раз он продвинулся до середины прохода, подмяв под ноги каких-то мелких налогоплательщиков. В этот миг я взвыл от боли. Какой-то честный горожанин вонзил мне в бедро что-то длинное, завернутое в бумагу: то ли сверло для камня, то ли металлическую штангу для подвески портьер. Я пошатнулся, насколько позволяла теснота, и тогда другой почтенный горожанин поставил мне на плечо ящик с инструментами, протянув руку за билетом. Попробуйте представить себе, что чувствуешь, когда стальным буравом тычут тебе в бедро, как нарочно, в самый центр ишиаса и в то же время испытывают больную поясницу, навьючив на тебя сундук весом в полцентнера. Тут уж поневоле что-нибудь скажешь. И я не удержался от горестных восклицаний.
Веселый атлет рассмеялся от души:
— Не надо лезть в трамвай, если у вас ишиас и прострел. Хотя кто его знает. Пожалуй, здесь у вас скорее пройдет любая хворь, если она не смертельная, конечно. Тут ведь такая теплая обстановка. Тут, будь ты даже вдребезги пьян, и то не упадешь, потому что со всех сторон тебя поддерживают.
Настроение разрядилось, и все чувствовали себя почти как дома.
— Стеклянный дворец! — объявил кондуктор. — Будьте добры, проходите вперед! На передней площадке совсем свободно!
— Проклятый Френк… — попытался было снова заговорить человек с лицом спирита. Но опять его прервали на полуслове. Трамвай дернуло, и какой-то пассажир, беспомощно качнувшись, запихнул ему в рот пакет свежевыстиранных простынь.
Атлет же сказал примирительно:
— В трамвае не надо ругаться. Так приятно чувствовать близость людей…
