Хорошее место выбрали прадеды! Красивые, веселые, богатые зверем-птицей и рыбой. Потому купцы через Изъядор и норовят проехать, не миновать прибыльное место. Чуть мороз реки льдом схватит, они уже тут как тут. Охотникам еще и расплачиваться нечем, а купец уж каких только товаров не навезет. И в долг не жалеет, бери, сколько хочешь. Но, конечно, не всякому много дадут, купец - он с разбором на слово верит. Скажем, отцу Феди тот же Яков Андреич да и Попов из Чердыни дают по желанию. Отец, правда, лишку не просит, если чего и возьмет в долг - только в обрез, по нужде. А вот Зильган Петр и взял бы поболе, но дудки, руки коротки. Однажды Федя сам слышал, как Яков Андреич сказал Петру: хочешь больше брать - ходи в лесу пошустрее. Вон как Тулановы ходят, отец с сыном… Так что не простая у купца доброта, а с прикидкой: этот с лихвой вернет, а с того еще и требовать придется да на другой год долг переносить. Ну а взял в долг - тогда и разговор c тобой уже не простой, а как с должником, никуда не денешься.
- Федя, баня готова,- позвала мать.- Покличь Гордея, да подите, парьтесь на здоровьичко…
"Господи,- думал Туланов, шагая в контору к Гурию,- да было ли это когда в моей жизни, было ли, было ль?"
Думал Федя, что проснулся ни свет ни заря, а мать, оказывается, уже и хлеб испекла: на столе, на длинном чистом полотенце, расшитом по концам красными петухами, остывали четыре ржаных каравая. И разбудил-то Федю густой запах горячего ржаного хлеба, запах плавал в доме, переполнял его до самой крыши… Федя присел у краешка стола, нежно коснулся пальцами румяного каравая - мягкий, еще горячий, а в горле першит от вкусного запаха.
- Я тебе, сынок, уже завернула в платок,- сказала мать, она вошла с подойником в руке.- Один каравай да сахару кусок, мало, конечно… Может, репу сушеную возьмешь?
- Не надо, мама, там у нас все есть. Да из лесу достанем кой-чего, не впервой…
- Я твоему русскому чистое белье положила, для смены после бани. Отец ему накомарник сделал. Да свой, смотри, не забудь, уже запищали, проклятые.
Мать поставила перед Федей крынку с молоком, отломила кусок горячего хлеба.
- Поешь, сынок. Бабушке скажи, мол, все хорошо. Живы-здоровы, слава богу. Пусть сами приезжают в гости. До Покрова реки, может, и не станут, а к Михайлову дню будем сожидать…
- Скажу, мам.- Федя выпил молоко, тыльной стороной ладони вытер губы.
- Подстилки в твоей обутке я сменила.
- Мама… Голубую сатиновую рубаху не дашь мне? У бабушки надену,- несмело спросил Федя.
