– Прекрасная идея! – неожиданно нарушил общее молчание обычно вялый и незагорающийся Байер. – Что ж, организуйте экспедицию, Бесфамильный, я охотно полечу с вами. Побывать на полюсе – моя давнишняя мечта!
– Ну, и меня, Бесфамильный, тоже возьми. Я ведь немало с тобой полетал, – попросил радист Шведов.
– А я что же, рыжий? – весело спросил Егоров. – На самом деле – организуй экспедицию, Миша!
Бесфамильный улыбнулся и развёл руками. Что он мог сказать своим друзьям, доверяющим ему ежедневно свои жизни, совершающим вместе с ним рискованные полёты над горлом Белого моря?
– Нет, ребята, пока это ещё только мечта, мечта пилота, – задумчиво сказал он, аккуратно свёртывая карту.
Поняв настроение Бесфамильного, приятели удержались от обычных шуток. Остаток вечера прошёл в молчании.
***
"Мечтателем считают меня товарищи, – вспоминая свои беседы в аэропорту, думал Бесфамильный, ворочаясь в ту ночь на постели. – Но я не бесплодный мечтатель. Я добьюсь своего! Мы разгадаем загадку полюса! Мы – "мечтатели" и "фантазёры" – найдём таинственную преграду, упираясь в которую льды создали здесь этот грандиозный ледовый погреб. Мы, советские люди, сбросим покрывало с этой тайны!"
Спустя год, возвращаясь с Ляховских островов, куда он доставил врача и противоцинготные средства, Бесфамильный потерпел катастрофу. Через несколько месяцев его, искалеченного, привезли на пароходе в Красноярск. Лёжа в больнице, он скрежетал зубами от бессилия, слушая по радио сообщения о героических перелётах наших лётчиков, устремившихся на помощь людям раздавленного льдами "Челюскина". Лётчик немало перестрадал в эти дни. Моральные переживания, сопряжённые с сознанием собственного бессилия в такой важный момент, и нечеловеческая боль во всём теле от полученных во время последней катастрофы переломов и ран надолго приковали его к постели. И только исключительно крепкий организм, железная воля, неистребимая любовь к своему делу и искусство лучших врачей, которых бросила к нему на помощь его великая родина, снова возвратили его в ряды советских лётчиков.
Два года упорной борьбы за жизнь, за здоровье – и в 1935 году Бесфамильный снова сел за штурвал своей крылатой машины. Та же мечта по-прежнему не оставляла его. Он всё ещё надеялся совершить полёт на полюс. И эта надежда заставляла его неустанно овладевать искусством "слепого" полёта, полёта только по приборам.
Зимние ночи стали любимым временем полётов Бесфамильного. Ни шторм, ни пурга не останавливали его. Он был счастлив, когда его самолёт, окутанный полосами бьющего из выхлопных труб огня, нёсся во тьме и освещённые фарами снежинки огненными точками били по козырьку.
