— Прости. За то, что орала на тебя вчера.
— Я слышала и похлеще, — отвечает она. — Люди плохо переносят, когда кто-то, кого они любят, страдает.
Кто-то, кого они любят! От этих слов язык у меня отнимается, как будто его тоже завернули в снег. Конечно, я люблю Гейла. Но какую любовь имеет мать в виду? А что я сама имею в виду, говоря, что люблю Гейла? Не знаю... Вчера, когда меня переполняли чувства, я поцеловала его. Но он наверняка этого не помнит. Или помнит? Надеюсь, что нет, не то всё только ещё больше запутается. Какие могут быть поцелуи, когда все помыслы надо направить на восстание? Я слегка встряхиваю головой, чтобы прояснить мозги.
— А где Пит? — спрашиваю.
— Пошёл домой, когда мы услышали, что ты встала. Не хотел оставлять хозяйство без присмотра во время бури, — отвечает мать.
— Интересно, он нормально добрался? — Когда на дворе буря, можно в трёх соснах заблудиться.
— Почему бы тебе не позвонить ему и не спросить?
Я направляюсь в кабинет, в который после встречи с президентом Сноу предпочитаю заходить как можно реже. Набираю номер, и спустя несколько гудков Пит берёт трубку.
— Привет. Хотела только узнать, нормально ли ты добрался домой, — говорю я.
— Кэтнисс, я живу через три дома от тебя.
— Да-да, конечно, но погода дрянь и всё такое... — бормочу я.
— Со мной всё в порядке. Спасибо, что позвонила. — Долгая пауза. — Как Гейл?
— Ничего, помаленьку. Мама и Прим делают ему обёртывание снегом.
— А как твоё лицо? — спрашивает он.
— Мне тоже приложили компресс из снега, — говорю. — Ты Хеймитча сегодня ещё не видел?
— Видел. Вусмерть пьян. Но я затопил ему печку и оставил хлеба, — отвечает Пит.
— Мне нужно поговорить с... с вами обоими. — Сказать больше я не осмеливаюсь — все наши телефонные разговоры наверняка записываются на плёнку.
— Думаю, надо подождать, пока буря не уляжется, — возражает Пит. — Всё равно до того, как всё не успокоится, ничего особенного происходить не будет.
— Не будет, — соглашаюсь я.
Буря бушует ещё два дня, и, наконец, выдыхается. Сугробы намело такие, что я утопаю в них по самую макушку. Ещё один день уходит на то, чтобы расчистить дорожку, ведущую из Посёлка Победителей в город. Всё это время я ухаживаю за Гейлом, лечу свою щёку снегом, всё время прокручиваю в голове то, что помню о мятеже в Восьмом дистрикте — а вдруг пригодится для нашего дела. Опухоль на лице понемногу спадает, остаётся лишь чёрный «фонарь» под глазом, а след от удара начинает чесаться — значит, подживает. Но при первой же возможности я звоню Питу и зову его прогуляться в город.
