Вы спросите, почему же немцы не стреляли? Но такие вопросы задают те, кто немцев не знает. Немецкий солдат – это, голубушки мои, такая механизма, что никаких фокусов не признаёт, – он только приказ понимает. Прикажут – он и сделает, что надо, и стрелять будет, и убивать… А ежели приказа нет – с места не сдвинется. Раз генерал не велел стрелять, пока он флажком не махнет, – стало быть, не стреляют. А что генерала у них из-под носа утащили, это их не касается…
И как только наши хлопцы поднялись из окопов и с криками «Ура, за отечество!» пошли в атаку, немцы побежали. Ох, что тогда творилось! Мне всякие почести оказывали, как царю, подарки дарили, шнапсом поили, на два дня отпуск дали… А немца чуть удар не хватил! Сам кайзер Вильгельм, говорят, просил нашего Николку, в ножки кланялся, чтоб ему показали хотя бы издали тех солдат, которые так ловко взяли в плен германского генерала…
Разбойник Шмая перевёл дыхание, свернул папироску, закурил, вытер фуражкой пот с лица и, помолчав, продолжал:
– Однако, дорогие мои, что тут долго рассказывать при такой жаре. Да и времени у меня нет: надо какую-то копейку заработать на пропитание семейства. Но, между нами говоря, нехай бы лучше руки и ноги повыломало тем, кто войны придумывают! Война хуже всякой напасти, хуже чумы, наводнения, хуже землетрясения. При землетрясении, по крайней мере, спрашивать не с кого. А войну-то ведь люди выдумывают! Люди? Бандиты! Злодеи! Мерзавцы! Им наплевать, что народ кровью истекает! Им лишь бы мошну потуже набить… Патроны, которые прислали, стрелять не хотят, снаряды ни к черту – капсюли забыли… Каша, что кашевар приготовил, – с песком, мясо – с червями, а рыба за версту воняет, – это наше интендантство, понимаете, старается для бедного солдатика… Морозы грянули, а начальство и не думает о том, что мы в окопах околеваем. Тёплого белья нет, портянок не выдают, курева нет, подкрепления не видать, народ кашлять начинает, чахотка в окопах людей мучает. А жена и дети дома чахоткой болеют. Весело, в общем! А ты изволь лежать день и ночь заживо в могиле, в окопе. Хочешь не хочешь, а начинаешь думать: для чего затеяли всю эту канитель? Ради кого? Из дому приходят письма, одно другого лучше, так что жить тошно становится, – пускай уж лучше смерть, лишь бы конец! Пока светлейшая царица да Гришка Распутин не прикажут, война, надо думать, не кончится. Оттуда, из царского дворца, должна прибыть добрая весточка. Вот, стало быть, сиди и жди у моря погоды! Там у них в руках доля Шмаи-разбойника. Они там жрут, пьют и ухом не ведут, а ты изволь лежать в окопе! А ведь солдатики – народ дотошный, руки у них золотые, мастера, – они и одеть, и обуть, и накормить всю страну могли бы. Так нет же, лежи, как проклятый! И лежат, да ещё шумят, смеются… Да и то сказать, – иначе спятить можно.
