«Господин пес! – обратился к нему Соломон. – Эти все собаки лают на меня, потому что не знают, кто я такой. Но ты, мерзкий пес, ты-то ведь хорошо знаешь, что я порядочный человек!»
А пес ему и отвечает:
«Чего же тут не понять?! Если я не буду лаять со всеми псами заодно, так ведь меня эти собаки выгонят из своей компании…»
– Ах, негодяй! Ах, грубиян! – В синагоге поднялся шум, крик, хохот. Несколько молодых людей полезло к Шмае с кулаками.
– Шмая, ты себя без ножа режешь! – крикнул Хацкель своему другу на ухо и потащил его к дверям.
– Подумайте, какая наглость!
– За такие речи – в тюрьму!
– Министра сравнить с собакой! Какая мерзость!
– Он хотел сказать, что вся Директория – собаки, а министр – тоже собака. Подумайте, что себе позволяет солдат!
– Молодец, солдат! Здорово сказанул! – донеслись крики с галерки.
На улице послышалась стрельба. В синагоге началась паника. Кто-то погасил свет. Шмая и Хацкель с трудом вырвались на улицу.
– Хорошо, что ты целым ушел.-проговорил Хацкель. – Но к чему тебе: совать нос в политику? Не побоялся, главное, выскочить с такой речью перед полной синагогой!
– Да черт с ними! Зато я этому чучелу министру сказал, что на душе! – весело отозвался разбойник, вытирая рукавом потное лицо.
На улицах стреляли, нельзя было понять, что творится в городе.
– А может быть, опять власть меняется? Может быть, это уже идут Советы?
– Дай-то господи! – взмолился кровельщик. – Однако, пока суд да дело, давай-ка доберемся до нашего дворца и переспим ночь. А что будет завтра – увидим.
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ
В полночь Шмаю разбудила глухая канонада. Он поднялся, подошел к окну и прислушался.
– Вот и снова война, – проговорил Шмая, потормошив спутника. – Хацкель, вставай, тревога!
Извозчик спросонья несколько секунд смотрел на Шмаю, не понимая, потом повернулся на другой бок.
– Слышишь ты, барин, вставай! Смотри, что на улице творится!
– Вот погибель! А тебе до этого что? Спи!
– Как это – что? Вот ударит сюда снаряд, тогда поймешь – что…
Когда стрельба стала отчетливее слышна, Хацкель натянул сапоги и подошел к окну:
Видать, ты прав, сызнова начинается карусель, – проговорил он, глядя в окно – Уж лучше бы мы оставались дома, в местечке. А то – из огня да в полымя…
– Чудак, ведь наша власть идет! – перебил Шмая. – Не видишь, что ли, как буржуи улепетывают?
Стрельба с каждой минутой усиливалась. Над крышами, которых коснулись первые лучи, поднимались густые облака дыма, пламя. Шмая и Хацкель сбежали вниз и прижались к стене. По тротуарам на взъерошенных лошадях носились казаки Из переулков спускались небольшие отряды рабочих. На крыше самого высокого дома кто-то укрепил красный флаг
